Читаем Одиночество в глазах (СИ) полностью

- Да, но я хочу, чтобы ты знал, - голос Тарьея не дрожит, не клокочет, не трещит. Он говорит спокойно и откровенно, и Холм не оставляет этот факт без внимания. Хенрик безошибочно угадывает, когда ему врут. Волшебная способность актёра? Может быть. Сейчас ему так уютно рядом с Сандвиком, который смотрит так нежно и хватко, будто боится утерять нужный момент. Ему так хочется рассказать о прошлом, о том, что его тревожит. Тарьей знает, что Хенрик всё поймёт и никогда не осудит. - Ты ведь слышал вчера мой разговор с мамой?

- Немного, - кивает Хенрик и бросает на Тарьея короткий взгляд. Льдинки обиды не видны в жасминово-зелёных глазах – лишь гладкое понимание и доверие. Холм не испытывает острой потребности погружаться в прошлое его мальчика. Ему просто нужен Сандвик, который будет держать его за руку и улыбаться. Если в прошлом Тарьей был измучен и разбит, то нужно выжигать его последствия, стирать все ниточки, связывающие с ним. Хенрик намерен сделать Сандвика счастливым, а для этого скелеты прошлого не нужны.

- Она просила меня возвращаться домой, - морщится Тарьей, опираясь на оконный откос. Он растерянно вертит в руках пачку сигарет, но закурить не решается. Нельзя слепо подчиняться слабостям, которые зажимают сердце в тиски. Хенрик осторожно поглаживает пальцы Тарьея и заглядывает в глаза. Сандвик не боится напряжённого взгляда, скользящему по его лицу, потому что понимает всё без слов. Химическая связь парней сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Безумное желание быть рядом, граничащее с зависимостью. А можно зависеть от человека? Можно не дышать без него?

- А ты? – Хенрик побеждает страх и спрашивает таким тихим голосом, что у Тарьея мурашки рассыпаются по коже. Сандвик осознал, что не может вернуться домой, что не может приехать к родителям. Он не может бросить Хенрика ни при каких обстоятельствах. Плевать, что они знакомы три недели. Плевать, что их жизнь кишит дерьмом прошлого. Главное, что они понимают друг друга.

У Тарьея холодок пробегает по спине от тревожного взгляда Хенрика. Холм снимает маску с фальшивой улыбкой, обнажая настоящие эмоции. Он боится потерять Сандвика, как ночное небо боится лишиться звёздных хитросплетений, заполняющих его гладь. Он боится, что Тарьей оставит его. Испарится, как клубящийся в воздухе пар. Исчезнет, как солнце за линией горизонта. Растворится, как кристаллики сахара в чае. Хенрик не думал, что станет узником таких сильных чувств. Немая влюблённость перерастает в нечто иное. Только почему так быстро, чёрт возьми?

- А я не хочу. Они с отцом извинились, и я простил их, - Хенрик вслушивается в приглушённый голос Тарьея и снова начинает дышать. Тяжесть в груди сменяется пылающим теплом. В уголках души зарождается надежда, что Сандвик не уедет из-за него. Изумрудные глаза напротив не врут. - Но возвращаться всё равно не собираюсь.

- Они тебя чем-то обидели? – беспокоится Хенрик и вопросительно поднимает брови. Железный ком сдавливает горло, потому что он видит, как меняется в лице Тарьей. Не самая приятная тема для него. Холм видел его безутешные слёзы вчера, чувствовал его боль, пытался защитить. В такие тяжёлые моменты не нужны слова – только тёплые объятия. Только в крепких руках дорогого человека можно почувствовать себя в безопасности и отпустить мысли, отравляющие душу. Ты обязательно откроешься человеку, любовь которого прочувствуешь каждой клеточкой кожи.

- Понимаешь, у моих родителей слегка старомодные взгляды на… на жизнь, - сдавленно вздыхая, начинает Тарьей. В зелёных глазах темнеет боль, но пальцы Хенрика, накрывающие его ладонь, не дают сломаться. Они не дают провалиться в пропасть, с которой с трудом выбирался долго время. Сандвик выдавливает каждое слово, но не чувствует прежнего давления прошлого. Дышать гораздо легче, когда рядом Хенрик. - Они не могли смириться с тем, что… что я гей. Я собрал вещи и уехал.

- Ты ведь знал, что родители тебя всё равно примут и поддержат, пускай не сразу, - вкрадчиво протягивает Хенрик, будто теряясь в зыбучих песках своих мыслей. Он смотрит на Тарьея слишком настороженно, слишком растерянно, но выдавливает из себя злосчастный вопрос, который не даёт ему покоя: – Может, дело в другом, и ты сбежал из Бергена из-за парня?

- Вообще-то нет, мой бывший живёт здесь, в Осло, - на одном дыхании выпаливает Тарьей, пытаясь поймать взгляд Хенрика. Холм буравит глазами пол в поисках нужных слов, но чувствует лишь бурлящую кровь в жилах. Ревность здесь не к месту, но почему-то Хенке остро ощущает угрозу.

Хенрик слезает с подоконника, отряхиваясь от слов, которые запутывают его невидимой паутиной. Тарьей по-прежнему опирается спиной на откос и смотрит в окно. За стеклом виднеются огни ночного Осло. Густо-черный шёлк неба прожигают золотистые звёзды, сплетая хороводы вокруг луны. Сияющий диск привлекает внимание Сандвика и уводит от мучительной тишины. Холм подозрительно долго молчит, переваривает факты, которые не рассчитывал услышать. Под оковами грудной клетки качается усталое сердце, отбивая привычный ритм.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее