- Почему мы заснули в одежде? – Тарьей рывком сдёргивает с себя бежевое одеяло и удивлённо таращит глаза на свою помятую рубашку, выгибающуюся хитроумными складками по краях. Он игнорирует буравящий взгляд Хенрика, но его прикосновения спазмами разбегаются по коже, вызывая жгучую дрожь. Сандвик нервничает, потому что смутно помнит окончание вчерашнего разговора с Хенке.
- Наверное, алкоголь хорошенько на нас подействовал, - вздёргивает бровью Хенрик и скользит пальцами по запястью Тарьея, буквально прожигая тонкую ткань его рубашки. Голос Холма звучит спокойнее, как шум утреннего прибоя, но лёгкая хрипотца вспыхивает искрами, от которых у Сандвика слезится в глазах. Подушечки пальцев умело изучают пульсирующие удары сердца Тарьея, глухой дробью стучащие по венам. Хенрику нравится смущающийся Тарьей, который неловко отводит глаза в сторону и глотает слова. Открывающаяся картина убеждает его в том, что Сандвик не соврал вчера. Да разве его солнечный мальчик может ему врать?
- Я практически не пил, - вздыхает Тарьей и переворачивается на бок, лицом к Хенрику. Плевать, что его парадная рубашка помнётся ещё больше. Плевать, что под одеялом жарко и неудобно лежать. Пока напротив горят два лунных нефрита, струящиеся золотыми нитями любви, он готов провести в кровати Холма бесчисленное количество дней и ночей. Пока морозные пальцы переплетают его собственные, удавка прошлого на шее рвётся с треском. Сандвик не знает, как очиститься от грязи прошлого, пятнами укрывающего его душу, но он знает одно точно: Хенрик – его будущее.
- Тебя просто измотал мой трёп, поэтому ты и отрубился, - шутливо хмурится Хенрик и отворачивается от Тарьея, как обиженный ребёнок. Он понятия не имеет, почему рядом с Сандвиком теряет остатки трезвого рассудка и ведёт себя до невозможности глупо, но ему не хочется загружать себя серьёзными мыслями. Ему хочется больше времени проводить со своим парнем: дурачиться с ним, как малые дети, целовать его изогнутые губы, вдыхать его будоражащий аромат. Холм едва сдерживает смех, чувствуя на спине прожигающий взгляд Тарьея. Парнишку легко свести с ума.
- Не говори ерунды, - Тарьей тянет Хенрика на себя прямо за шиворот белой рубашки и прижимается всем телом, впиваясь тоненькими пальчиками в его мраморную шею. Сандвик нуждается в нежных прикосновениях, как в воздухе, и Хенке с радостью дарит их своему мальчику. Холму дико нравится видеть его восхищённую улыбку и шальной блеск в зелёных глазах. Сердце нервно трётся о грудную клетку, посылая табун мурашек по коже, а с губ срывается сонный шёпот: - Я не заставлял тебя говорить, что ты влюблён в меня. Теперь тебе от меня не отделаться.
- О Боже, мне достался самый вредный парень в мире, - театрально стонет Хенрик, поглаживая пальцами подбородок Тарьея. Сандвик вздрагивает от каждого прикосновения, с наслаждением закрывая глаза, и его дыхание теряется на щеках Хенке. Холм по-хозяйски опускается пальцами к шее Тарьея, полосуя гладкую кожу багровыми отметинами, и добирается к фисташковой рубашке. Нет, он не собирается приставать к Сандвику, как бы сильно ему этого не хотелось. Просто он хочет почувствовать клокочущее сердце в его груди. Просто в ушах звенит от такого соблазнительного вида Тарьея – взлохмаченного, раскрасневшегося, возбуждённого. Время ещё не пришло. Нужно подождать. Они оба это знают.
У Тарьея в кармане телефон ходуном ходит, и лишь одному Хенрику известно, что это уже пятый звонок за утро. Сандвик не решается посмотреть не экран, боится увидеть до дрожи знакомое имя. Снова. Он знает, что родители не оставят его в покое и не позволят жить в одиночку в чужом городе. Они знают, что их сын совершеннолетний и вправе отвечать за свои поступки самостоятельно. Только вот кипучее чувство вины, помутнённое обидой, в сердце родителей – это взрывоопасная смесь. Тарьей, затаив дыхание, терпеливо ждёт взрыва, который обрушится на него и вдребезги разобьёт ту жизнь, которую они вместе с Хенриком пытаются строить. У Холма ладони покалывает от растерянного вида его парня, но он выжигает тревогу из сердца кислотой и мягко целует Тарьея в щёку.
- Ответь, а я пока сделаю нам кофе, - шепчет Хенрик, пристально всматриваясь в потухшие глаза напротив, и неторопливо встаёт с кровати. Он не оглядывается, когда вялой походкой направляется на кухню. Он понимает, что его сочувствующий взгляд лишь добьёт Тарьея, поэтому выходит из спальни молча, прикрывая за собой дверь. Жасминово-зелёные глаза упираются в спину Хенрика, но тот не останавливается. Сандвику нужна тишина. Ему нужен откровенный разговор. Ему нужно избавиться от назойливых сомнений, отравляющих душу. Ему нужна уверенность в завтрашнем дне с ним, с Холмом.