Одиночество в глазах (СИ)

- Кто это? – спрашивает Тарьей, непонимающе встряхивая головой. Он даже не замечает, как на кухню тихо проскальзывает Хенрик с красноречивой улыбкой на губах. Мазки счастья с его бледноватого лица резко смывает вязкая вода подозрений. Холм прислушивается к разговору Тарьея, скрываясь у него за спиной, как тень, но оповещать о своём присутствии не торопится. Напряжённый голос Сандвика его не на шутку тревожит.

- Как быстро ты меня забыл, - мужской голос в телефоне трещит в огне обиды, а Тарьей усиленно пытается вспомнить. Он знает этот голос – каждое слово вызывает мороз по коже, будто его окатили ледяной водой. Сандвик сводит брови на переносице в немом вопросе, выдерживая паузу, но собеседник явно не собирается открывать своё имя. А может, Тарьей подсознательно просто не хочет вспоминать? Страх клубится в горле, а пальцы, удерживающие телефон, медленно немеют.

- Герман? – Тарьей выстреливает на одном дыхании, и Хенрик испуганно вздрагивает у него за спиной. Разговор накаляется, и сердце Холма зажимает ржавый капкан недоверия. Хенке помнит, как Сандвик вчера упоминал о своём бывшем, который живёт в Осло. Но ведь таких совпадений не бывает. Обжигающий водопад мыслей Хенрика нарушает разъярённый тон Тарьея: - Откуда у тебя мой номер?

- Ты меня бросил без объяснений, так ещё и номер телефона сменил, - Герман обижен и зол, но Тарьей не хочет обращать на это внимание. Он знает, что чертовски виноват перед ним. Он знает, что поступил, как последний подлец. Но он не хочет нырять в прошлое и ворошить грязное бельё. Не сейчас, когда его жизнь едва начала налаживаться. - Это выглядит по-свински, не находишь?

- Ты не ответил на вопрос, - Тарьей встревожен неожиданным звонком «старого знакомого», и лихорадочная дрожь в голове выдаёт его с потрохами. Хенрик сглатывает кислый ком в горле, но продолжает терпеливо слушать, комкая в сердце жалящую ревность. У Сандвика пальцы горят от въедающихся в кожу деревянных колючек, а в горле пересыхает от металлического голоса на другом конце провода. Нестерпимый страх ослепляет Тарьея, и он даже не улавливает в воздухе аромата Хенрика.

- Неразумно оставлять дома записную книжку, в которой хранится мой номер, и уезжать, - Герман смело язвит, будто пытается уколоть Тарьея как можно больнее. В груди жжёт неистовое чувство вины, но блондин глотает через силу каждое слово. Он подозревает, что стоит на кухне не один. По спине хлещет бурный ветер тревоги. Голос в телефоне каменеет с каждой секундой: - Взволнованные родители себе места не находят.

- Чего ты хочешь? – рычит сквозь зубы Тарьей, до хруста сжимая пальцы в кулак. Хенрик осторожно подходит ближе и кладёт руку на плечо своему мальчику. Сандвик чувствует, как злость внутри утихает, а рокочущие мысли разносятся, как тяжёлые тучи на небе. Холм утыкается носом в шею любимого, щекоча мягкими пшеничными волосами, и Тарьей облегчённо закрывает глаза. Пока Хенрик рядом, он не чувствует давления прошлого. Он не чувствует угрозы.

- Твоя мама хотела убедиться, что ты в порядке, - растерянно протягивает Герман. Он ищет оправдание, хочет растянуть время разговора, и Тарьей отчётливо это понимает. Только вот ему не нужно углубление в туманное прошлое, которое неплохо помяло ему бока. На сердце осталось слишком много свежих ран, а в голове по-прежнему раскатами грома проносятся ненавистные воспоминания. Герман был первым человеком, которого Сандвик впустил в своё сердце. Он помог ему поверить в себя. Помог принять себя настоящего без зазрения совести. Помог поверить в силу истинной любви. Но любовь подобна туману: с наступлением утра он исчезает быстро, так и чувства сгорают. Любовь – это просто туман, который рассеивается с первым лучом реальности*.

- Убедился? – вздыхает Тарьей и неторопливо поворачивается лицом к Хенрику. Медное беспокойство залегло у Холма в глазах, но он скрывает его под смазанной улыбкой. Сандвик оставляет на его губах сочный поцелуй, злостно сжимая пальцами телефон. Он подозревает, почему Герман не торопится заканчивать разговор, но отбрасывает от себя назойливые мысли. Миллиметры густого воздуха разделяют его и Хенрика, и ему меньше всего на свете хочется сейчас думать о бывшем парне. Выплёвывает ядовитый вопрос, как приговор: - Это всё?

- Нет, я хочу поговорить, - вымаливает, как милостыню, Герман, но Тарьей в ответ лишь закатывает глаза, встречаясь с недоумевающим взглядом голубых глаз напротив. Ладони потеют, и проклятый телефон может выскользнуть на пол в любую секунду. Коварный демон царапает Сандвику сердце и не позволяет положить трубку. Тарьей опускается рукой на талию Холма, приклеиваясь пальцами к белоснежной ткани рубашки, но в глаза не смотрит. Обезоружен и растерян до ледяного пота.