Одиночество в глазах (СИ)

Каждый человек, занимающий место в твоей душе, никогда не уходит из твоей жизни бесследно. Оставляет в груди едкий дым сожаления, нещадно разъедающий оболочку сердца. Хлещет холодным лезвием по горлу, отбирая последние клочки воздуха. Забирается наркотиком под кожу, превращая кровь в раскалённую смолу. Без родного человека твоя жизнь становится серой и удушливой, обвиваясь черной петлёй вокруг шеи. Ты упиваешься своим жалким существованием, коротая дни в стеклянном футляре из боли и отчаяния, и перестаёшь замечать окружающих, которые нуждаются в тебе. Ты слишком часто забываешь о людях, которые вытягивают тебя из пропасти, жертвуя собственными стремлениями и чувствами. Ты должен помнить, что усидеть на двух стульях невозможно. Мы без вины виноваты, потому что не умеем отпускать. Порой нужно потерять самого близкого, чтобы обрести того, кто жизнь за тебя отдаст.

- Хенрик? – Тарьей сонно потирает глаза, приподнимаясь на кровати, и жмурится от слепящего солнечного света, заливающего палату. Голова раскалывается от пронизывающей боли, растекающейся стеклянным крошевом по вискам, а перед глазами всё плывёт как в тумане. Нежно-вкрадчивый аромат лаванды, мёда и табака волной ударяет в нос: Сандвик не видит, но чувствует – Хенрик здесь. Испуганные мятно-зелёные глаза скользят по снежно-белому потолку, а сердце царапается о рёбра.

- Малыш, ты наконец проснулся, - мягкий шёпот Хенрика щекочет уши сладкими нотками, и Тарьей приподнимается на кровати, чтобы внимательнее рассмотреть лицо возлюбленного. Дряблый голос Сандвика заметно тревожит Хенке, но он умело использует своё главное оружие, которое никогда его не подводит, – выразительная улыбка, которая точным выстрелом выбивает из головы остатки страхов и сомнений. Тарьей выглядит уставшим и озадаченным, но Хенрик не спешит колотить его острыми расспросами. Тень прошлого повисла над их головами всепоглощающей темнотой.

- Где я? – морщится Тарьей, исследуя давящие белые стены испуганным взглядом. Он ловит себя на мысли, что смутно помнит последние события, разворачивающиеся на показе, но в груди ноет серая тоска. Хочется скулить от горького чувства вины, которое обжигает душу языками пламени. Сандвик гонит прочь из головы докучный образ Германа, потому что возле него всё ещё сидит до жути взволнованный Хенрик и как-то по-дурацки улыбается. Тарьей вляпался по уши, но не находит подходящего способа выбраться из капкана прошлого.

- Ты в больнице, - Хенрик нежно берёт Тарьея за руку и смотрит лихорадочно-влюблёнными глазами, будто вытаскивает взглядом из края пропасти. Сандвику хочется верить в то, что цепкая петля прошлого не завяжется на его шее снова, с нечеловеческой силой. Что он не вернётся в грязное болото прошлого, где любовь гаснет тлеющим угольком в объятиях обид и ненависти. Что Хенрик не отвернётся от него, оставляя на съедение внутренним демонам. Из холодных вод размышлений его вырывает трескучий голос Холма: - На показе ты упал и сильно ударился головой.

- Голова раскалывается, - Тарьей устало потирает затылок, но руку Хенрика не отпускает до последнего. Он уверен, что если отпустит – Хенрик уйдёт навсегда. Сотрясение неслабо повредило его здравый рассудок, выпуская из толщи сознания скрытые страхи. Сандвик пытается привести мысли в порядок, вспоминая о работе: - Что с показом?

- Он продолжается, и я прямо сейчас должен ехать туда, - Хенрик отвечает максимально спокойно, но за его натянутой улыбкой Тарьей распознаёт очерки беспокойства. За последние пять минут Холм раз десять поглядывал на телефон, кривя губы от липкого недовольства. Сандвик был на двести процентов уверен, что Хенрику звонят с работы, и мысленно готовился его отпустить. Сердце в его груди боязливо тарабанило от растерянного вида Хенке: - Камилла трезвонит мне целый час.

- Чёрт, я сорвал показ, - Тарьей раздосадовано ударяет себя ладонью по лбу и утыкается носом в белый накрахмаленный пододеяльник. В этот момент он был готов отдать всё, что имел за душой, лишь бы спрятаться от хлёстких ударов судьбы, пронзающих сердце остриём ножа, под больничным одеялом. Чтобы не видеть покорного взгляда Хенрика. Чтобы не слышать его жарких признаний в любви. Чтобы отмотать время назад и вернуться под крышу родительского дома, в Берген. - Теперь у тебя будут из-за меня проблемы.

- Расслабься, Ти, - Хенрик отрицательно качает головой и целует в щёку, зарываясь пальцами во взлохмаченные пшеничные волосы. Холм по привычке крепко зажмуривается, впитывая тягуче-медовый аромат каждой клеточкой. Сердце под вратами ребер неслышно бьётся – протестует, скрипит, сжимается. Парни отдали бы всё на свете, чтобы навеки раствориться в объятиях друг друга, не отрываясь ни на минуту. Пусть время остановится, пусть мир подождёт. Хенрик мастерски успокаивает Тарьея, поглаживая его околелую ладонь: - Фотографы справятся и без тебя, их там почти десяток.