Одиночество в глазах (СИ)

- По-моему, это ты только что получил сотрясение, когда меня увидел, - Герман как обычно отшучивается, заматывается в кокон немой грусти и скрывается под маской равнодушия. Ему больно от одного лишь нервного взгляда Тарьея, но ещё больнее от того, что он больше не его. Сердце скрипит и трепыхается, как испуганная птица, и Герман через силу выдавливает из себя каждое слово: - Даже не знаю, как расценивать твою реакцию.

- Я испугался, - Тарьей всхлипывает так тоскливо, что Германа прошибает трескучим зарядом молнии, загоняя под кожу толстую иголку сожаления. Робко поглядывает на смертельно-белое лицо Сандвика и сдерживает себя, чтобы не обнять. Так хочется вдохнуть родной запах, что лёгкие в груди лопаются, обрызгивая рёбра кровавыми ожогами. Так хочется прикоснуться к бархатистой коже, окрашенной мириадами родинок. Самый близкий и самый желанный.

Герман нервно встряхивает головой и садится на край кровати. Расстояние более чем безопасное – соблазна не будет. За один лишь невинный мятный взгляд готов простить самые безрассудные ошибки. Готов отпустить журчащую в сердце боль, утягивающую на дно и перекрывающую доступ кислороду. Готов наплевать на проклятое расстояние, которое разрушило их отношения и растоптало их обоих. Ладони предательски потеют, а на языке змеёй извивается очередная доза колкостей. Томераас не умеет выплёскивать гнев по-другому. Постоянно ломает себя, задевает других, но всё равно продолжает жить, давясь муками самобичевания. Сегодня есть шанс вернуться в то время, когда всё только строилось. Когда они с Тарьеем ещё были по-детски счастливы и по-настоящему влюблены. Хочется верить в то, что тропинка в прошлое ещё не заросла сорняками серьёзных забот и проблем.

- Предсказуемо, потому что обычно ты выбираешь вариант попроще – сбежать без объяснений, - вырывается у Германа на автомате, как заученная мантра. Говорит быстро и неразборчиво, будто задыхается, но Тарьей слушает. Послушно принимает нещадные удары, размазывающиеся солью по бередящим ранам. Он знает, что заслужил огромное ведро помоев из злости и обид за своё мерзкое поведение. Томмераас ищет в пещере своего сознания объяснение поступку Тарьея, но не находит. Опять наступает на те же грабли в попытке сохранить отношения, которые давным-давно себя изжили.

- Ты имеешь полное право на меня злиться, потому что я поступил, как подонок, - Тарьей бормочет скомкано и тихо, преодолевая резь в горле. Туманный взгляд мажет по лицу Германа, и Сандвик обречённо вздыхает. Он никогда не найдёт нужных слов. Он никогда не вернёт доверие Томмерааса. Он никогда не перечеркнёт свой подлый поступок. Неизлечимая вина будет вечно болтаться у него на шее грязной петлёй.

- Я не смогу винить тебя вечно, даже если захочу, - Герман грустно улыбается и пододвигается ближе к Тарьею. Шоколадные глаза воспалённо мерцают, цепляясь за каждый миллиметр лица Сандвика. Томмераас настороженно смотрит и снова тонет, вырывая из глубин израненного сердца любовь. Он никогда не разлюбит Тарьея, потому что таких, как он, больше нет. Добрый, заботливый и преданный. Даже самые сильные чувства исчезают под дулом времени, когда рядом появляются другие люди, а в голове выстраивается крепость новых желаний. К сожалению, Томмераас – однолюб.

- Ты, наверное, меня ненавидишь, - Тарьей с опаской косится на Германа, и его сыпучий голос распадается черным углём у Томмерааса в груди. Давит на грудную клетку бетонной плитой. Распаривает топором беломраморную кожу. Впивается когтями в сердце, выдирая пульсирующую плоть. Сандвик чувствует нарастающее напряжение в воздухе: - Но ты должен знать, что я не хотел причинять тебе боль.

- Ти, ты бросил меня без видимой на то причины – просто потому, что тебе так захотелось, - укоризненно выпаливает Герман, вскакивая на ноги. Он норовит броситься к двери и поскорее покинуть палату Тарьея, но дымка недосказанности больно режет глаза. Разговор с Сандвиком ещё не закончен, хотя его итог не сулит ничего хорошего. - А меня ты спросил?

- Моя жизнь превратилась в полнейший пиздец, и я не знал, как с этим разобраться, - обессилено разводит руками Тарьей и стягивает с себя покрывало. Рассматривает свои исхудалые руки и чувствует, как кровь кипучей лавой растекается по венам, ускоряя волну сердцебиения. Герман стоит слишком далеко, а так хочется прикоснуться к его сильным рукам, окунуться с головой в океан его коньячных глаз.

- Вместе мы бы со всем справились, - Герман возмущённо качает головой и снова садится на кровать рядом с Тарьеем. Тот заметно нервничает и скользит глазами по серым стенам, но слова сжимают горло колючей проволокой, не позволяя свободно вздохнуть. Так много нужно рассказать, объяснить, но ранить нельзя. Невозможно сделать больно тому, кого когда-то любил по-настоящему. - Я бы никогда тебя не оставил, ты же знаешь.