Читаем Одиночество в глазах (СИ) полностью

Утро непривычно ясное и безветренное, будто силы природы принуждают Тарьея опомниться и остаться. Он прячет голову от солнца под любимой красной бейсболкой и вяло запихивает в багажник своего старенького автомобиля сумку. Сандвик чувствует себя точно так же, как два месяца назад, когда приехал в Осло без денег, без вещей и без надежд. Выпоротый жизнью беглец, который пытался убежать от проблем, но бежал от самого себя. Проблемы настигли его, сваливаясь на плечи бетонным плитой, стирая спину каменным градом. Он упрямо карабкался, почти достигнув берега, но собственная глупость утопила его. Казалось бы, берег так близко, на расстоянии вытянутой руки, но Тарьею уже не выбраться. Без Хенрика невозможно.

Тарьей никогда не признается в этом, но он до сих пор ждёт его звонка. Он, как помешанный, не выпускал телефон из рук две недели, вздрагивая от каждого звонка. Но Хенрик так и не позвонил. Ни звонка, ни сообщения, ни единой строчки. Только натянутое колючей проволокой молчание, отравляющее душу и сознание. Сандвик пытался звонить, писать, но его открыто игнорировали. Обеспокоенные Марлон и Лиза тоже пытались связаться с Хенриком, потому что никак не могли привести в чувства Тарьея. Он отказывался есть и пить, закрываясь в комнате на ключ, и не хотел никого видеть. Карл переживал больше всех, потому что Хенрик перестал появляться на работе. Два человека, которые полюбили друг друга так безумно и отчаянно, в одно мгновение утратили смысл жизни. Глухая депрессия затянула Сандвика в свои лапы, но, к огромному удивлению остальных, он самостоятельно нашёл из неё выход.

Два дня назад Тарьей впервые за две недели вышел из комнаты и даже принял душ. Не обмолвившись с соседями и словом, взял свой рюкзак и куда-то ушёл. Никто не стал его расспрашивать и останавливать, потому что в этом не было никакого смысла. Марлон знал, что Сандвик не настолько глупый, чтобы покончить жизнь самоубийством. Да, он подавлен, разбит, измучен, но не больной на всю голову. В тот день Карл и Марлон были вынуждены пойти на работу, а Лиза осталась в доме одна — ждать. Время тянулось выжженной резиной, и Тарьей вернулся домой только под вечер. С ожившим взглядом, но без хороших новостей. Во-первых, он почему-то состриг свои пшеничные кудряшки. Во-вторых, он решил вернуться домой, в Берген.

Внезапный отъезд Сандвика стал ударом для друзей, но Лизу его решение огорчило больше всех, укололо в самое сердце. Потому что за два месяца они стали буквально неразлучными друзьями, которые рассказывают друг другу всё — вплоть до того, какого цвета трусы подарить своему парню. Тарьей не поддался на уговоры подруги, и ей не оставалось ничего другого, кроме как смириться. Но она не смирилась. Царапала Сандвика своими красными глазами и всхлипывала без остановки, как обиженный ребёнок. Тарьей грустил молчаливо, но не проронил ни единой слезинки. Последний раз он плакал, когда ушёл Хенрик. Потому что увидел в его глазах то, чего там раньше никогда не было, — лютое презрение, граничащее с отвращением. Тогда Тарьей почувствовал себя огромным куском дерьма и возненавидел себя по-настоящему.

Сандвик понимает, что больше не может здесь оставаться. Дыра в груди достигла космических размеров, и он будто повис на грани жизни и смерти. Он даже в глаза своим друзьям не может посмотреть, потому что пиздец как стыдно. Хочется с корнем вырвать из головы докучные воспоминания, но их не стереть даже ластиком времени. Это память о чувствах, которые вернули его к жизни, чтобы в итоге сгубить в пух и прах. Нужно немедленно уезжать с этого города, чтобы не сгореть заживо в кипящем одиночестве. Нет, он больше не тот хрупкий мальчик с одиночеством в глазах, который познакомился с Хенке два месяца назад. Он — покинутый парень с разбитым сердцем, который хотел начать жизнь сначала, но развалил всё своими руками, разгромил, как кирпичный дом. Осло не принял его, опустил на колени, втоптал в грязь, грубо ударил прошлым прямо в сердце, и не видать ему здесь спасения.

— Тебе обязательно нужно ехать прямо сейчас? — Лиза не отрывает ледяной ладони от плеча Тарьея и с надеждой заглядывает в его глаза. Там не видно ни крупинки солнца, которое так щедро сегодня сияет. Там северный холод и боль, залитая ледяной обидой. — Ты мог бы поработать до конца месяца, чтобы получить расчёт.

— Прости, Лиза, но я не хочу иметь ничего общего с этим городом, — Тарьей бросает на девушку тусклый взгляд и подходит ко второй дорожной сумке. Он устал чувствовать себя виноватым, видеть заплаканные глаза Лизы и слушать перешёптывания Карла и Марлона за спиной. Ему не нужна их непрошенная жалость, от которой хочется плакать навзрыд и удавиться. Он такой жалкий, такой слабый, такой беспомощный. Нужно бежать скорее, куда глаза глядят.

— Тарьей, может, не стоит так торопиться? — Тейге не сдаётся, давит своим дрожащим голосом, сотрясает сердце, но Сандвика трудно остановить. Все сумки благополучно сложены в багажник, и до отъезда остаются считанные минуты. — Родители ведь ещё не знают, что ты возвращаешься навсегда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее