Одиночество в глазах (СИ)

— Прости за тот поцелуй — я не хотел сделать тебе больно, — Тарьей руку не отпускает, и Герман улавливает его пульс сквозь тонкую бледную кожу. — Это была минутная слабость.

— Нет, — Герман сжимает ладонь сильнее и не разрывает зрительного контакта. Правду нужно говорить только в глаза, потому что иначе она не имеет и малейшего смысла. Закапывать под рёбра боль и грустно улыбаться — это прошлое. Сейчас нужно говорить, говорить без остановки, пока не отпустит. Пока обоим не станет легче.

— Что нет? — Тарьей не совсем понимает.

— Я хотел этого, и ты тоже, — Сандвик безмолвно соглашается с каждым словом Германа и слушает жадно, будто ему клянутся в вечной любви. Нет, всё по-другому. Это называется «отпускать прошлое», без взаимных обид и хронической боли. — Мне нужен был этот поцелуй, чтобы понять, наконец, что я готов тебя отпустить. А тебе он нужен был, чтобы понять, чувствуешь ли ты ко мне что-нибудь.

— Всё равно это было неправильно по отношению к тебе, — у Тарьея ладони потеют от жарких прикосновений Германа, а перед глазами всё расплывается, как в тумане. — Прости меня, Герман. Я так и не стал для тебя идеальным парнем.

— Ты был лучшим парнем, потому что рядом с тобой я чувствовал, что любим и люблю, — Томмераас заявляет решительно и серьёзно, а потом просто проводит пальцем по тыльной стороне ладони Тарьея и целует. Так быстро, что Сандвик даже моргнуть не успевает. — Я хочу, чтобы ты снова был счастлив.

Тарьей поражённо распахивает глаза и всматривается в лицо Германа. Они громко смеются, обмениваясь кроткими взглядами. А потом Томмераас просто выходит из машины и машет Тарьею рукой на прощание. Кажется, они смогли остаться друзьями. Сандвик знает, что никогда не забудет Германа, а Герман просто не сможет, ему не хватит сил. Их пути разойдутся навсегда, чтобы дать дорогу счастью, которое так сложно удержать, но потерять ещё сложнее. Тарьей верит, что ещё не потерял своё.

========== Глава 13. Одиночество в глазах ==========

У каждого человека есть слабое место, которое не спрячешь ни под медной маской решимости, ни под поволокой равнодушно-глухого голоса, ни под раскатистым смехом. Страх ломает всех без исключения. Липкий, колючий, опустошающий. Забирается под кожу скользкой змеёй, смешиваясь с кровью. Разгоняет по жилам яд, высасывая все силы до последней капли. Сдавливает горло ржавыми обручами. Оплетает сердце мертвенно-черной паутиной. Раздирает острыми когтями сердце. Нестерпимая боль помогает бороться со страхами, зашитыми под кожей: она заливает собой их ростки, иссушает почву, на которой они созревают, и вытягивает из пропасти. Научиться жить с болью может далеко не каждый, но безумцев хватает. Они выбирают самый опасный путь — обвитый колючей проволокой страхов, заполненный ухабами и непреодолимыми преградами. Для того, чтобы наказать себя, приглушить боль, не желая двигаться дальше.

Боль может убить человека — выдрать душу с корнем, лишить здравого рассудка, стереть с лица земли, закопать в яму одиночества. Но даже самая лютая боль не способна лишить человека самого главного — способности чувствовать. Облегчение, радость, нежность, страх и любовь. Любовь — это тот чистый, неугасимый огонь в груди, который принуждает жить, отпустить нестерпимые страдания, вырваться из лап страха и пойти вперёд. Чтобы найти людей, которые вдохнут в нас жизнь, поставят на ноги, поверят и полюбят так безмерно сильно, насколько только позволит сердце. И тогда одиночество в глазах осыплется померкшим пеплом под ноги, освобождая путь для настоящей любви.

Тарьей битый час вертится перед зеркалом, пытаясь натянуть злополучную бабочку. Она болтается на шее удавкой, постоянно выскальзывая из рук, и Сандвик едва сдерживает себя, чтобы не разорвать её на маленькие кусочки и не выбросить в мусорное ведро. Парень на дух не переносит официальные приёмы, а ещё больше он ненавидит огромное скопление людей. Потому что это годовщина свадьбы его родителей, и в ресторане соберутся все близкие и дальние родственники. Тарьея в жар бросает от одной только мысли об этом. Наверное, только ленивый не станет обсуждать тему его ориентации. Сандвику не стыдно ни капли, но перед родителями жутко неудобно. Так не хочется портить им праздник.

Тарьей уже второй день дома, а осознавать, насколько жестоко обошёлся с родителями, начинает только сейчас. Сбежать от них в чужой город, не обмолвившись и словом, было чудовищной ошибкой, которой нет никаких оправданий. Мама с детства учила, что проблемы нужно решать, а не сбегать от них, закрываясь в себе. Сандвик вырос, но великой истины так и не усвоил, продолжая лезть на рожон. Боль, причинённая близкому человеку, всегда возвращается бумерангом и стегает в разы сильнее. Всё началось гораздо раньше — не два месяца назад, когда Тарьей отправился в Осло.