Одиночество в глазах (СИ)

Тарьей уже несколько минут копошиться на кухне, не в силах найти стакан. Его не было дома какие-то два месяца, а, кажется, что прошла целая вечность. Будто обои на кухне приобрели другой оттенок. Будто мебель расставлена по-другому. Будто посуда лежит уже не на своих местах. Может, это и вовсе не его дом? Так, всего лишь картинная копия, удачно вписывающаяся в воображение. Нет, Сандвик помнит этот родной запах — аромат вишнёвого джема и свежеиспечённых булочек. Ничего не изменилось — изменился только он сам.

— Мам, ты что-то забыла? — Тарьей бросает короткий взгляд на дверь, услышав знакомый скрип. Наверное, Глория, как всегда в спешке, забыла ключи на комоде или вышла из дома в тапочках. Ничего не меняется, и радость необъяснимая скоблится под рёбрами порхающим мотыльком. Тарьей до сих пор не верит, что он дома, что он рядом с родителями — его настоящей семьёй. А разве была когда-нибудь другая?

— Кажется, это ты забыл попрощаться, — Тарьей медленно сходит с ума. Неужели до слуховых галлюцинаций уже докатился? Этот до слёз знакомый прокуренный голос текучим льдом заполняет вены. Расплавленной смолой хлещет по позвонкам, выворачивает наизнанку. Свинцовой дробью прошибает сердце — плачущая трель любви, живой и незабытой. Сандвик лишь смаргивает с ресниц точеный образ и до боли закусывает губу.

— Хенрик? — Тарьей оборачивается, плотно сжав пальцы в кулак, и почти не дышит.

Одно мгновенное столкновение взглядами, и у Тарьея не остаётся сил сдерживать слёзы. Волнение искристым градом сыплет в глаза, и его ведёт куда-то в сторону. Хенрик ловит его за талию, крепко прижимая к себе, и заглядывает прямо в глаза. Как же Сандвик соскучился по этому взгляду — пламенному, тягучему, любящему. Когда можешь рассмотреть в глазах напротив каждую прожилку эмоций, распутать все туманные мысли, узелок за узелком, и облегчённо вздохнуть. Потому что никогда не увидишь там едкой боли, холодящей душу. Никогда больше не поймаешь во взгляде злость, фонтаном колотящую под кожей. Только безграничное счастье, которое ещё вчера казалось далёким и почти невозможным.

— Ты всё ещё меня помнишь — это хороший знак, — Хенрик улыбается непривычно радостно и, поспешно убирая руку с талии Тарьея, протягивает ему букет красных роз. У Сандвика от удивления все слова застывают в горле ледяной корочкой. Хенке смотрит так пронзительно нежно, будто и не расставались ни на день, будто не было никакого предательства, не было боли и слёз. Это всё больше похоже на сказку.

— Что ты здесь делаешь? — Тарьей подозрительно жмурится, и голос предательски дрожит, как оголённый провод — вибрирует, трещит, рвётся и наземь опадает щепками обрывистых воспоминаний. Господи, неужели прошло три недели? Долгих, невыносимых три недели без Хенрика.

Тарьей неловко переминается с ноги на ногу, сжимая в руках розы. Странно, но на стеблях нет шипов, ни одного. Чтобы не причинить Сандвику даже крохотной капли боли. Говорят, физическая боль заглушает душевную, но Тарьей перестал в это верить уже давно. Он чувствует себя выгоревшим, опустелым лесом, где остались лишь острые пеньки надежд. Кажется, Хенрик снова к нему возвращается, штормовым ветром встряхивает за грудки и вдыхает в него жизнь. Хенке особенно красивый сегодня — в идеальном смокинге, с идеальной укладкой, с идеальной улыбкой на пол-лица. Тарьей полностью забывает о родителях и об их годовщине свадьбы.

— Знаешь, ты должен гордиться своими друзьями, — Хенрик краем глаза цепляет каждое движение Тарьея, видит, как лихорадочно дёргаются мышцы его лица. Но слишком близко он не подходит. Не хочется доводить Тарьея до обморочного состояния. — А ещё у тебя просто мировая мама.

— Это она тебя позвала? — охрипшим голосом тянет Тарьей, наливая себе стакан воды. Мысли в голове путаются в клубок отчаяния, и Сандвику по-прежнему кажется, что он сходит с ума. Хенрик так близко, на расстоянии вытянутой руки, и вполне реальный. Тарьей совсем по-другому представлял их встречу, готовил серьёзную речь, сшитую с порывистых извинений, но нужные слова расползлись по углам сознания, заполняя голову звенящей тишиной.

— Лиза вчера позвонила твоей маме на домашний, рассказала всю правду, и вот я здесь, — Хенрик полосует спину Тарьея горящим взглядом и медленно сокращает между ними расстояние. Лишь несколько шагов отделяют его от человека, к которому он мчался, наплевав на все правила дорожного движения, на скребущую боль в груди, на собственную гордость. — Кстати, твои родители только что уехали в ресторан без тебя.

— Конспираторы хреновы, — Тарьей развязывает на шее бабочку и резко поворачивается к Хенрику, насилу не столкнувшись с ним лбами. — Зачем я только напялил этот дурацкий костюм и бабочку?