Читаем Одиночество в глазах (СИ) полностью

Герман слишком близко не подступает и останавливается на полпути, дожидаясь Сандвика. Издалека рассматривает его и супит брови: Тарьей чудовищно бледный и совсем не весёлый, будто весь высох и почернел от тоски. Совсем недавно Томмераас выглядел ничуть не лучше, после расставания.

— Привет, — Тарьей смотрит на Германа осторожно, пронзительно, но тот даже глазом не моргнёт. Глаза холодные и задумчивые, но губы изогнуты в знакомой нахальной улыбке. Томмераас никогда не обнажает свои чувства, прячется за фальшивой ухмылкой, как за маской, но Тарьей изучил его давным-давно, от корки до корки. Не обманет, не обведёт вокруг пальца, не напустит пыль в глаза, потому что его боль смешана с кровью и дико струится по венам.

— Ти, обойдёмся без объятий, — Герман обрывает попытку Сандвика обняться так резко, что Тарьея будто током прошибает. Воспоминания накатывают в голове ледяной волной, и ему снова становится стыдно. Он заслужил разве что град пинков или того хуже свинец в грудь, а сам цинично рассчитывает на объятия и добрые слова. Этого не будет. Не человек он, а зверь — злой, жестокий и кровожадный. Выпил без остатка, выжал досуха стольких людей, что просто не достоин того, чтобы спокойно ходить по земле.

— Спасибо, что согласился снова встретиться, — Тарьей выдавливает смазанную улыбку, усаживаясь за руль, и украдкой поглядывает на Томмерааса.

— Мне всё равно бы пришлось вызывать такси, — Герман отвечает сухо, отрешенно и боится посмотреть на Тарьея. Но настроение Сандвика его беспокоит, и у него не получается спрятать вибрирующую на ладонях тревогу. Столько времени утекло, столько страданий запеклось в его сердце, а он до сих пор упрямо держится за Тарьея, пытаясь помочь, уберечь, спасти. — Я же говорил тебе, что ухожу в армию: отъезд сегодня.

— Значит, мы снова разъезжаемся в разные концы Норвегии, — Тарьей заводит мотор и заторможенно смотрит по сторонам. Их пути с Германом разойдутся навсегда. Сандвик навсегда покинет этот дом, эту улицу, этот город, и болезненные воспоминания останутся позади. А любовь тоже останется обрывочным воспоминанием, пятном на сердце?

— А почему ты едешь один, без Хенрика? — Герман протягивает тихо, осторожно и наблюдает за реакцией Тарьея. — Или родители ещё про вас ничего не знают?

— Похоже, мы расстались, — Тарьей бросает резко, глухо, как по живому отрезает. А ощущения и вправду такие, будто сердце с мясом выдирают. Кровь хлещет внутри фонтаном, и Сандик захлёбывается, задыхается, тонет. В голове набатом стучит: «Мы с Хенриком расстались», и он с трудом удерживает руль.

— Прости, я не знал, — Герман виновато пожимает плечами и переводит взгляд в окно. За стеклом мелькают пожелтевшие деревья, многоэтажки, а в мыслях Томмерааса галопом проносятся воспоминания, будто кто-то за ниточки прошлого дёргает. Пазл в голове складывается без усилий. Тарьей сейчас напоминает Германа из прошлого, такого же мрачного, разочарованного и безнадежно влюблённого. — Если это из-за меня, то я обязательно с ним поговорю и всё ему объясню.

— Ты не виноват, — Тарьей отрицательно качает головой и поворачивает в сторону автовокзала. — Просто нельзя начинать отношения с вранья.

Тарьей понимает, что собственноручно превратил свою в жизнь в ад. У него нет больше права винить своих родителей, Германа и Хенрика. Они — жертвы обстоятельств, заложники своих чувства, а Сандвик — злодей. По крайней мере, он так себя чувствует. Бессердечный ублюдок, который пустил под откос жизни самых близких людей, лишь бы найти мнимый покой. Ему никогда не обрести покоя, потому что совесть — та ещё змея. Тарьей заезжает на вокзал и думает только об одном — как найти нужные слова, чтобы проститься. Чтобы отпустить черный дым обид и освободить душу. Им с Германом нужно двигаться дальше, друг без друга.

— Убегать от проблем — это не выход, — Герман читает всё без слов, по глазам Тарьея, и ему не нужно ничего объяснять. — Ты не сможешь спрятаться от своих чувств в Бергене. Я так понимаю, ты рассказал Хенрику о нашем поцелуе, поэтому обвинять во лжи тебя нельзя. Его реакция вполне предсказуема: он взбесился и резко исчез. Дай ему немного времени, чтобы отойти и собраться с мыслями. Я уверен, что этот парень любит тебя. Вы разберётесь во всём и снова будете вместе.

— Почему ты так уверен в этом? — Тарьей переводит на Томмерааса оцепенелый взгляд. У него дыхание вдребезги раскалывается, кусочками рваных вздохов, а сердце с треском проваливается куда-то в пятки. Теперь нужно собрать себя по частицам и дослушать до конца. Ему впервые не пытаются втемяшить то, что его разрушает изнутри и режет больнее ножа, а советуют, честно и добродушно. Разве Сандвик заслужил на это?

— Потому что я слишком хорошо тебя знаю, — Герман впервые встречается с родными зелёными глазами и берёт Тарьея за руку, мягко улыбаясь. Прикосновение больше не кажется таким интимным и востребованным, как тогда, во времена их отношений, но действует всё так же безотказно. Сандвик успокаивается сразу, почти не дышит и смотрит внимательно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее