Одиночество в сети. Возвращение к началу

Он постучал в дверь спальни, приоткрыл, просунул голову и подошел к кровати. Аккуратно потрепал руку отца, а тот поднял голову и некоторое время смотрел на него, не понимая, что происходит.

– Папа, если яичницу с помидорами ты любишь горячую, то у тебя есть пять минут, потому что я начинаю жарить, – сказал он, улыбаясь. – Я оставил тебе кофе на ночном столике, – добавил он, выходя из спальни.

Он уже не помнил, когда они в последний раз завтракали вместе. А вдвоем так, наверное, никогда. Прежде чем он начал проводить выходные у Нади, воскресные завтраки были своего рода ритуалом в их доме. Мать очень заботилась о том, чтобы воскресное утро начиналось семейным завтраком и беседой. Он тоже старался так возвращаться с субботних вечеринок, чтобы успеть на завтрак.

Отец позвонил в компанию и попросил отменить все утренние встречи. Мужчины соблюли семейную традицию: за завтраком отец расспрашивал его о Наде – чем она сейчас занимается, где остановилась, как себя чувствует, когда возвращается. Оказалось, что здание Президиума в Мюнхене было ему знакомо. Потом вспоминали монастырь и настоятельницу Агнешку. На момент Якуб отвлекся от беседы и достал телефон.

– Мама улетает через полчаса. На чем это мы остановились?

Он остался в доме до позднего вечера, отвечал на письма, собрал кое-что из одежды, которую задумал перевезти в Надин дом. Впервые за два месяца навел порядок в своей комнате, на что у него ушло более часа. В какое-то мгновение ему даже захотелось сфотографировать помещение, приведенное в идеальный порядок, и послать эту фотографию маме, которая бесконечное количество раз просила его, чтобы он «обуздал этот хаос, напоминающий нору силлогомана[30]». Но в итоге не сделал этого, почувствовав себя в этом помещении как-то странно и неуютно и предвидя, что его больше, чем немцы, сдвинутая на чистоте мама сможет использовать это фото как укор – «ведь можешь, когда захочешь, вот так надо и всегда».

Навел порядок на столе вокруг монитора, после чего начал сортировать лежавшие там книги, документы, блокноты, журналы и газеты. В самом низу, под кипой бумаг он увидел знакомую обложку. Как книга попала туда, объяснить не мог. Ведь не был же он в ту ночь настолько пьян, чтобы не помнить, что происходило, когда с балкона вернулся в свою комнату. И уж наверняка не стал бы он запихивать книгу под низ этой груды бумаг, если мог просто положить ее сверху.

Он вернулся на кухню, сел с чашкой кофе и начал читать. Внешне книжка выглядела точно так же, как и сотни других из продаваемого на уличных развалах букинистического барахла, которое сносят продавцам, когда чистят квартиры от хлама. Читаная-перечитанная, далеко не первой свежести, много страниц в ней имели пометки на полях. Он узнал почерк Нади. Много подчеркиваний карандашом или желтым фломастером. Некоторые страницы были заляпаны краской – неужели даже на работе с ней не расставалась?

Отхлебнул кофе. Начал читать.

@16

ОНА: Первая неделя в здании Президиума была очень напряженной. Начинали в восемь утра. В полдень у них был часовой перерыв на обед. Одни возвращались в отель, другие с бутербродами и термосами сидели на скамейках или газонах, кто-то шел в ближайшие бары или рестораны. Работу заканчивали в разное время. Здесь Карина давала людям полную свободу, однако запретила работать больше тридцати девяти часов в неделю, потому что этого требовал договор с немецкими профсоюзами. А еще была просьба не находиться на территории Президиума после девяти вечера. Ни в коем случае им нельзя было работать в воскресенье, а если была необходимость выйти в субботу, то только по специальному разрешению от Карины и Алекса.

Первые три дня она работала «на камнях» примерно до трех. Потом возвращалась в комнату и расписывала калькуляции. Карина уверяла, что эти расчеты гораздо важнее для проекта, чем работа с камнем, и убеждала ее появляться в Президиуме только для измерения и составления документации. Надя не хотела соглашаться с этим, потому что думала, что сойдет с ума, сидя все время над таблицами.

Обедала она, как правило, с коллегами, то в тайском, то в турецком ресторане. Оба находились в узких боковых улочках рядом с отелем. Во вторник оказалась вдвоем с Лукашем. Тогда за обедом он рассказал ей, что в пятницу в одном из мюнхенских институтов Макса Планка с докладом появится, как он сказал, «хипстер современной генетики, некий доктор Джозайя Зайнер, который сделал модным редактирование генов и называет себя биохакером». Она понимала каждое слово в этом предложении, однако общий смысл от нее ускользал. Забыв о еде, Лукаш начал взволнованно объяснять ей:

– Предположим, что у тебя слишком маленькая или недостаточно упругая грудь, – говорил он, строя ей глазки. – Конечно, чисто теоретически, потому что я знаю, что это не так. Но предположим, ладно?