Одиночка

Мужчина – сын а как она поняла, что сын, Саша бы не ответила, она знала, и все выглядел, как мать, только без платка и пока с зубами. Его одежда – обветшалая, неопрятная хотя Саша не сомневалась, что старушка старалась за ней следить выдавала их положение и образ жизни.

Наверное, мать и нездоровый сын так всю жизнь вместе и прожили и жили они в нужде Дома тихо готовили, читали, смотрели телевизор, тихо, за ручку гуляли. Далеко почти не выходили. Изредка ездили по делам. Как сейчас. Старушка его успокаивала, ровно, сдержанно, а на лице мужчины – таком сморщенном, старом, детском лице одновременно читались и раздражение, и ужас. Ему что-то не нравилось, он все порывался рваными, сложно-скованными движениями встать и куда-то прочь из вагона уйти. Мать не давала. Терпеливо говорила и говорила наверное уговаривала вести себя спокойнее, гладила по руке. Может, боялась, что раскричится.

А может хоть бы! Саше все это показалось.

Она вышла на своей станции, хотела обернуться, но не стала. И думала, как люди выглядят со стороны и как ощущают себя, ведь все же неизбежно повзрослеют и постареют. Но неужели, неужели и я однажды, я тоже? Но как это понять, ведь она ведь мы в основном не видим, мы себя слышим, слышим тот истинный мыслеголос, а потом лишь обличаем, формуем его в социальную оболочку.

снаружи

Однажды снаружи кто-то скажет, позовет, обозначит: тетка, а еще позже: старуха.

но… кто тут тетка, кто тут старуха – разведет руками Саша

тут же я, тут, внутри только я одна

Снег летел хлопьями, и надо бы закутаться получше, спрятать лицо в шарф, но ей, оцепенелой и задумчивой, нравилось прикосновение этого холодного и мокрого, оставляющего тонкую корочку на щеках, белую память в волосах.

снег красивый, вот и зима пришла, а какая природа, хоть и холодно, но какая природа

Вспомнились летние закаты, летние запахи, летние обнищавшие обещания. О чем я думаю, – подумала Саша, – боже, о чем я постоянно думаю. О деньгах, о лекарствах, о Дане, о работе и деньгах, об усталости, в которой сложно любить, о том, что бы приготовить и поесть, а потом, конечно, снова возвращаюсь к деньгам.

Ни остановиться, ни ощутить, ни вобрать – ни дольки красоты. А тут такая леденелая сверкающая жизнь. И даже от усталости нет никакого желания останавливаться и вбирать. Лишь бы пережить день, лишь бы немного отдохнуть и улыбнуться. Но надо обслужить сначала тело: и теплом – домом, и едой.

Но она же, сопротивлялась Саша, поднимаясь на свой этаж, вероятно, больше, чем руки-ноги, половые органы и желудок. Она же человек, человек.

– Как встреча? – спросил Дима, едва она зашла в прихожую. – Я как чувствовал, кофе поставил. Работать с мелким вообще невозможно, конеч…

Пахло прекрасно. От запаха или общей эмоциональной переполненности боль зашелестела и выбралась-таки наружу.

– Дима, я так устала, Дима, – Саша села прямо в пуховике на комод, закрыла лицо руками и мгновенно громко зарыдала. – Дима, я больше не могу, Дима. Когда это кончится, я уже, я…

Она начала задыхаться, туда-сюда задергала застежку пуховика, пытаясь освободиться и задышать. Где-то в комнате заплакал Даня. Дима резко, в два движения, сдернул шарф, рванул молнию вниз и крепко обнял, сжал двумя руками ее дергающуюся голову.

– Все, все, все, успокойся, – прошептал на ухо, поглаживая по голове. – Ты устала, моя маленькая, устала. Пойдем, я помогу тебе. Давай, разувайся. Только тихо, не пугай Даню, он мне и так уже устроил.

Он уложил ее в горячую ванну. Заставил выпить рюмку коньяка. Там, в почти кипящей воде, плакать уже не хотелось, напряженно-спокойно Саша смотрела в стену. Пыталась раздышаться. А потом глухо попросила:

– Принеси мне Даню, он тоже покупается.

Они плавали теперь вдвоем, и она, посматривая в красивые глаза сына, мало-помалу успокаивалась и даже сквозь тягостную пелену смогла поулыбаться ребенку. Дима заглянул проверить их.

– Дим, спасибо, работай спокойно, я с Даней побуду. Все уже в порядке.

– Точно? Хорошо, а то у меня аврал, за день накопилось. Ну давай, вечером еще посидим.

Полдня до вечера пролетели быстро. Саша приготовила на всех обед; дала Дане лекарство, все больше радуясь, как тает последняя пачка. Постепенная отмена препаратов шла успешно, приступов не наблюдалось. Они с мальчиком сходили погулять, но от нервной усталости она задыхалась на каждом шагу. Наконец Даня уснул на ночь, а Саша просто лежала, не находя сил смотреть или читать, а тем более работать.

Дима закончил дела и пришел к ней в постель. Еще было не поздно, немногим больше десяти.

– Хочешь, закажу роллы?

– Нет, ничего не хочу.