Одиночка

Да уже и не хотелось обсуждать. Конечно, первые дни казались невыносимыми, безвыходными, бессмысленными. Сначала она не плакала. Застыла, оцепенела. Как тогда, когда только родился ее ребенок. На следующую ночь отмерла, позвонила Инне. Яна вот-вот должна была родить, Вика улетела в командировку и давно спала из-за разницы во времени. А Инна откликнулась, долго слушала и почти ничего не говорила сама, может, только задавала вопросы, чтобы Саша продолжала и продолжала делиться. Легче не стало, но внутри уже ничего не держалось.

Ночами, да, было очень одиноко, тоска ныла, выла внутри и выхода не находила, запечатывалась в сердце. Слова самой себе не помогали.

Днем Саша брала себя в руки, ждала от Миши новостей, ездила в больницу по Даниным вопросам, гуляла на декабрьском морозе, иногда останавливаясь и долго любуясь серым небом, читала «Шум и ярость», отнимая часы сна, и тоже хотела страшно кричать, но не кричала.

Сказала папе, коротко, добавив, что ничего плохого никто никому не сделал, просто решили расстаться. Он лишь хмыкнул в сообщениях, и Саша была благодарна, что не начал возможное папское «не сдюжил, слабак» или «ну и ладно, найдешь себе получше» ведь не ладно же

но от настоящего присутствия папы в жизни становилось радостнее

– На Рождество прилечу, – сказал он, – пойдем в ресторан, надо кое-что отпраздновать.

– Что?

– Попозже. Но это важное и тебе, думаю, понравится.

Это было не похоже на папу, но Саша допытываться не стала, приняла как данность, в свое время – расскажет.

После выписки, наобнимавшись с крохой Авророй, Саша с Даней поехали в кафе. Инна хотела приехать к ним домой, поговорить вживую, но каждый день что-то мешало, откладывалось и менялось. И вот увиделись.

Подруга порывисто и крепко ее обняла.

– Как ты, моя дорогая?

– Уже получше, – развела руками Саша. – Сейчас, подожди.

Она раздела Даню, достала плюшевого зайца и почистила банан. Какое-то время мальчика это займет, он будет уплетать фрукт, измажется, но даст ей время поговорить, выпить кофе и съесть что-нибудь вкусное.

– Вафли, пожалуйста, с пломбиром и карамелью, – заказала Саша и ощутила легкий голод. С аппетитом и едой в эту неделю были большие проблемы.

Девушка за соседним столом горячо и быстро с кем-то ругалась по телефону, а потом не сдержалась, расплакалась и бросила на стол телефон.

– Все рыдают по мужикам, – философски сказала Инна. – Но хорошо быть взрослой – понимаешь, что он не один такой в мире.

– Да.

– Он писал?

– И не только, – не улыбнулась Саша, – приходил, в дверь стучал, просил поговорить, – взгляд Инны спрашивал: «А ты?». – Давай закончим все красиво, сказала я. А то сейчас этими словами, объяснениями мы испортим все хорошее, что было. Вещи как раз отдала, но там немного осталось. Поблагодарила за такое к себе отношение. Телефон предложила обратно. Отказался. Разозлился. После этого начал что-то говорить на эмоциях, что обидно ему и слишком просто я отпускаю, значит, никаких чувств не было, что он ошибся, дурак. Вежливо попрощалась. Потом писал «извини», пришел в себя. Не плакала даже при нем.

– Ничего ты. Молодец.

– Не знаю, как сдержалась. Наревелась после, ходила с опухшими глазами. А потом он опять позвонил, попросил пару минут послушать.

– И?

– Сказал, что все обдумал, что ему жаль, он сам поставил меня в такое положение, из которого только один выход. И если б я поступила по-другому, сам бы во мне и разочаровался. А вместо этого он разочаровался в себе. Ну, что испугался сложностей.

– Это типа если бы ты сказала: а, плевать на все, давай отдохнем от моего сына, и оставляла бы Даню, и ела, и пила, и веселилась, держа в уме эти его слова? – разозлилась Инна. – Трахалась бы как не в себе, зная, что этот мужик не примет ребенка. Такое вообще возможно? После всего, что было.

– Не знаю. Больно.

– Знаю, дорогая.

Саша захлопала глазами, понимая, что если отпустит даже пару слезинок, то опять не сможет дышать.

Инна молчала.

– В общем, это все. Наверное, бессмысленно стонать и обдумывать, кто что сделал не так. Я много рассуждала, когда мы были вместе. А сейчас что? Дима решил, как удобнее ему, я – как удобнее мне. Конечно, больно. Иногда даже слишком. Спать невозможно от этих мыслей.

Саша будто смотрела на себя со стороны.

– Но у меня Даня, и будет всегда. Я у себя есть и буду, надеюсь, всегда. Пока хватит. А там посмотрим.

Инна щурилась, сожалела из-за боли и ситуации, но, видно, была очень довольна Сашиными словами, ее состоянием.

– Я люблю мужчин, – сказала она. – Хороших много, но вокруг все любят говорить, какие они козлы.

– Не, я не думаю, что все козлы, – замахала Саша вилкой. – Дима не плохой же человек, хороший, умный, вполне успешный; у моей Яны Миша – чудесный, просто чудесный, они вместе много лет. Ты бы видела их со стороны.