Одиночка

Раздевать ребенка – понятное дело, напомнила себе Саша. Красивые глаза внимательно смотрели за всем, что она делает. Это смущало, пальцы задеревенели, с трудом справились с двумя пуговицами на бодике. Понятно, почему в очереди к этому святому было так много нестарых женщин.

Но он не хотел ей понравиться разве нет? Он не улыбался. Теперь, казалось, не отрывал взгляд от недовольного мальчика.

– ДЦП?

Саша кивнула.

– А сейчас что беспокоит?

– Эпилепсия, – тихо сказала она. Внезапно захотелось уйти. Ничего не объяснять. Взять ребенка и убежать.

Он молчал, сдвинул Сашу и начал водить руками над ребенком. Водить так медленно, что могло показаться – он застыл, как черная тень, как глыба. Закрытые глаза сделали его тело недвижимым нечеловеческим

вдруг получится, а вдруг?

– Я помогу, – наконец сказал он.

– С приступами? – ошалело спросила Саша.

вот так оно – раз, и всё

– Да, с приступами и с движением. Станет лучше. Курс не меньше десяти сеансов. К пяти снимут диагноз.

– А лекарства?

– Пока не нужны, – сказал он. – Погодите. Вижу темные пятна, не физического свойства. Отчего-то ему плохо. Я сейчас постараюсь снизить давление. Только.

– Что? – Саша завороженно смотрела, как мужчина непонятно соединил пальцы и начал не то сжимать, не то мерить голову ребенка. Мальчик захныкал, а потом разрыдался. – Что «только»?

– Только курс лечения дороже приема. Запись очень плотная. Повторять надо раз в три месяца. Записывайтесь заранее.

а

да

вот и оно, человеческое

Ребенок не успокаивался. Саша очнулась. Дурман спал, будто и не было.

– Спасибо, я подумаю, – она подошла к кушетке и быстро начала засовывать маленькие ручки и ножки в бодик.

– Не затягивайте, речь о детском здоровье…

и о деньгах

– …а с Божьей помощью, с силой, которой Бог меня наделил, я смогу излечить ребенка.

– Ему надо на свежий воздух. – Саша пронеслась к коридору, потом вернулась, забыв детскую сумку с вещами, и снова метнулась в прихожую. Заученными движениями засунула мальчика в комбинезон. Он не переставал кричать. А она не переставала слышать.

это лишь продажа надежды

надежда по-прежнему хороший товар

и ничего она не вышла из моды

Кое-как надела ботинки – хорошо без застежек, – накинула шарф, куртку, боком придерживая ребенка, лежащего на скамейке. Помощник молча, недовольно смотрел на сборы, на этот побег. Ей уже было неважно. Ее замутило. Наконец Саша влезла в переноску и посадила ребенка. Толкнула дверь.

Что это было?

черт возьми как она сюда попала черт возьми что это было зачем

Она не понимала, как вышла (а Мария сразу зашла), как пошла к ангару – куда-то надо было идти. Но не успела сделать и несколько шагов.

Кто-то схватил ее за руку. Саша отшатнулась.

– Не ходи с ней.

– Что? – она обернулась, крепкие тонкие пальцы обхватили запястье и держали, не отпускали, говорили о важном. Ей хотелось стряхнуть с себя старуху, но с ребенком и вещами это было бы неудобно.

– Не ходи с ней, – старуха показала на дверь.

– С кем?

– С детоубийцей, – жестко обрубила старуха.

– Вы о ком вообще? – не поняла Саша. Она уже больше не могла сдерживаться, и в голосе слышались раздраженные окрики.

– Ты пришла с ней, – громко объяснила другая, полная пожилая женщина. – Она ребенка своего убила. Посадила на окно, а тот открыл замок и выпал.

– Что вы за ерунду говорите? – закричала Саша и сама задохнулась от своего крика. Теперь ей казалось, что на них смотрит вся толпа. – Про кого?

– Правду она говорит, – старуха кивнула в сторону полной женщины. – Милиция, или, как сейчас, полиция, убийство не доказала, может, разбираться не захотели, уж не знаю, что там случилось. Но мы-то все знаем. Года два, а то и больше уж прошло.

– А она с ума сошла, в психиатричке лежала. Собирала деньги на лечение мертвого уже ребенка. Надо же как-то жить. Год как вышла и возит вот сюда кого-то. То ли помочь, то ли еще зачем. Кто знает. Редко, но возит. Совсем с ума сошла, совсем, – повторяла полная женщина.

Саша хотела закричать.

Вдох-выдох.

– Костик?

– Да, так звали мальчика. Костя. Она рассказывала?

Да.

Костик.

Рассказывала.

сегодня утром еще был Костик

Она сказала, он был.

Утром он еще жил, из мяса и крови, из органов, сердца, печени, мочевого пузыря, лежал на кровати, ходил под себя, подумаешь, проблема, но жил, главное, жил Костик. Что случилось за эти пять часов?

Она сказала, Костик пытается выговорить: «Са-ша».

Она сказала, Костику нравится запах весны. Февраль, конечно, совсем никак не мог называться весной и даже предвесной, а по настроениям и околосвесной. Но Костик уже начинал ждать.