Одиночка

Она сказала, Костик любит смотреть русские сериалы – они его почему-то очень смешат. Она даже высылала запись – неритмичный гогот, залихватский, слишком для семилетнего ребенка низкий. Это было странно, не про голос, а про то, что русские сериалы могут смешить. Сашу они, скорее, могли затянуть в депрессию или вызвать ухмылку неловкой жалости. Но не смех.

А Костик что-то разглядел, что-то выведал, как-то переосмыслил. Хотя, с другой стороны, что ему еще было смотреть? Индийские фильмы? Бразильские сериалы? Американское кино? Европейский артхаус? Да. Он был волен выбирать все, что захочет. Он бы и сейчас выбирал.

Если бы был.

Она, она говорила, что он был.

Да.

Говорила.

Был.

Но его нет.

Она шла быстро. Испуганно и зло, совсем не смотрела по сторонам, летела в сторону, откуда они пришли пять часов назад. Ничего не сказала. Ждать не стала. Да и кого ждать?

Мария – сумасшедшая. Мария – убийца. Хотелось прикусить язык. А если она побежит за Сашей, а она с ребенком, которому пришлось все это вынести? Нет, совершенно безумно.

как и старушки, которые все обо всех знают

Она остановилась. Да это же просто бабки из соседних домов, им скучно, они и приходят болтать. Поэтому и знают. Поэтому и лезут. А если бы не лезли, если бы не сказали? Они с Марией так бы мило переписывались о своих детях, причем она – о Костике.

Саша зажмурилась на несколько секунд, послушала тишину, а когда открыла глаза, то увидела, как быстро потемнело. На лес опускалось одиночество.

его нет

Не никогда не было, а нет сейчас.

Это значит, что был, когда-то недавно – год назад он был,

но не сейчас.

Был. Был мальчик, что страдал,

и спасался закатом

и спасался рассветом сидя на окне.

Русскими сериалами, пением – про себя

и особым внутренним миром.

Был. Был мальчик, что не мог ходить

и говорить. Но улыбался.

Не мог помочь себе, подняться.

Он на кровати

просто жил.

Он верил и чего-то там хотел,

чего-то ждал – рассвета

И заката снова.

Снова

одно и то же. Годы напролет.

А потом не он – а кто-то – взял

и все решил. готово

Она неслась вперед. Плакала. Злилась. Страдала за Костика и за еще одного мальчика, который прижимался к ней и, казалось, все понимал, поэтому боялся даже пикнуть. Он хотел помочь. Как мог. Он вообще так много делал для нее.

Он, наверное, ее любил. Кто-то – он – ее любил.

Связь в лесу была очень плохая. Но как только показалась знакомая дорога и где-то там, вдалеке, остановка, на экране появились буквы оператора.

– Наконец-то!

Трясущимися руками Саша набрала номер:

– Инна, мне деньги срочно нужны, переведи, я тебе потом скину.

– Что? Плохо слыш…

– На такси деньги нужны.

– Ты с мелким? Где? Я сейчас сама приеду. Кинь метку.

– Не на… Ладно, сейчас. Телефон садится, мы на остановке.

Саша посмотрела на телефон. Девять процентов. Сейчас бы положить в теплый карман, на авиарежим, а через полчаса-час – или сколько там надо Инне времени доехать – включить и быть на связи.

Но адреналин бил в крови, сердце стучало. Она отправила Инне координаты. А потом набрала номер и выпалила:

– Папа, не перебивай, а то я не смогу. С ребенком не все в порядке. У него подозрение на ДЦП и приступы эпилепсии. Мы лежали в больницах и постоянно наблюдаемся у врачей. Прости, я не могла поверить, не могла объяснить. Боялась. Не могла. Я так виновата перед тобой.

– Что сразу не сказала?! Саша! Бля… это серьезно. Саш, ты, ты, зачем?!

Папа замолчал. И она молчала. Представила, как он сел и устало закрыл глаза. Поделом, заслужила, поделом. Наконец из трубки раздалось:

– А я говорил, знал: что-то не так. Верил, блядь, верил, расслабился. И вот тебе.

Горечь разлилась в папином голосе, Саша буквально почувствовала ее в теле. И свою, и его горечь. Он разве мог что-то сделать? Разве она маленькая девочка? Похожа, да, конечно, похожа. Разве не ей нужно делать ошибки и самой исправлять их? Разве он может что-то сделать сейчас?

– Как он? – сдавленно спросил папа.

– Отстает в развитии, – монотонно сказала Саша, слишком нейтрально, будто ведущая, сообщающая новости. – Переворачивается с помощью, тяжело, не сидит, голову недавно начал держать. Глотает сам. Это уже хорошо, – в конце добавила позитива, не удержалась.

– А врачи что? – папа вздохнул.

и ведь еще не раз вздохнешь, пап, не раз

– Неплохие прогнозы, – соврала она. Врачи не любили брать ответственность. – Сначала надо разобраться с эпилепсией, а потом заняться развитием. Двигательным и интеллектуа…

Точка. Молчание. Выключился. От холода зарядка садилась быстрее. Саша выдавила от злости, холода и боли несколько слезинок. Спрятала телефон в сумку, руки – в варежки, губы и щеки – в шарф; поджала пальцы ног – будто это могло помочь. Она сидела, прыгала, ходила туда-сюда, прижимала к себе ребенка, который издавал какие-то звуки и даже немного улыбался от скачков.

хоть тебе радостно. хоть тебе, теплый ребенок. слава Богу, тебе не холодно