Одиночка

– Нет, спасибо, не беспокойся, – пожилая женщина тяжело развернулась к ней, видно было, что она не нуждается в мелочи. – Тележку не взяла, сама виновата. А набрала, набрала, внуки приедут, хорошо бы, обещали. Надо что-нибудь приготовить.

– А у меня мама сегодня умерла, – по-детски сказала Саша. – Можно я вам помогу?

Старушка взглянула на Сашину одежду, на ее мокрое лицо и зачастила:

– Детка, Господь, помоги тогда, помоги, конечно, как же так?

Она дала ей корзину, посмотрела еще раз и пошла дальше, набирая оставшиеся продукты. Кефир, белый батон, квашеная капуста – список быстро закончился. На кассе Саша помогла собрать все в пакеты, пока старушка расплачивалась из кожаного, слегка потрепанного кошелечка.

– Я провожу вас. Очень тяжелая сумка.

– Не холодно тебе? Пойдем, пойдем, если хочешь, нам направо, вон к тем домам.

Саша покачала головой. В дороге молчали, пожилая женщина кряхтела, наступая на сломанную и недавно сросшуюся, как она рассказала кассирше, ногу. У подъезда села на лавочку, нашла ключи в сумке. Долго поднималась на третий этаж. Саша шла за ней куда ей было торопиться, к кому

Они обе останавливались, чтобы женщина могла перевести дух, повернуться к ней и досказать дальше:

– Я потеряла первого мужа в двадцать два. Как сейчас помню. Несчастный случай на работе. Как я его любила, как любила. После… После и замужем была два раза, и детей троих родила, да два выкидыша на пятом месяце, а все равно сердце болит за своего Славика. Такое не забывается.

Бог с тобой, детка.

Слова старушки успокаивали.

– Все, беги давай домой, беги.

– Спасибо вам большое. До свидания.

По пути Саша раз за разом проговаривала эту мысль.

ничто не забудется

никто не забудется

ничто

никто

Дома она скорее кинулась за кружкой. Воду никто не включал, посуда лежала в целости. Она осторожно выпила кофе, который из-за горечи раньше не особо любила, и перенесла кружку на подоконник в свою комнату. Оставить красоту, оставить запах, оставить напоминание, которое разве когда-нибудь сможет покинуть, нет. Что это было? Желание запечатать воспоминания, забальзамировать их в своем сознании и в этой квартире, пока не станет легче.

а станет когда?

Хотя скорее старость и смерть стояли рядом, так почему же почему же ей захотелось поставить рядом со смертью другое, совсем другое – любовь.

Потому что она любила – и разочаровалась, ее никто не понимал.

Она любила – но и они разочаровались, ведь она жила не как надо.

Она любила – а потом они умерли.

умерли, и все, мелочным эмоциям пришел конец

а сколько недоговоренного, несделанного, повисшего, и как ей теперь с этим быть

как?

Когда столько потерь когда четвертые похороны за несколько лет то где искать опору. Любовь в ее голове в ее глазах с юности уже была соединена, была обручена со смертью. И Саша страдала по тому, что осталось от ее сердца.

кто в нем остался

Все – остались, ушло – ничего.

Хотя ее личная трагедия не была личной. Она и не могла охватить масштаб потерь. Ведь не только Саша потеряла маму, бабушку, дедушку, праба Пелагею. Ведь мама потеряла свою маму. А папа – отца и бабушку, а теперь и бывшую любимую жену.

а так и пройдет жизнь

без смысла и поиска смысла

Разве ты справишься одна, спросил папа через месяц после похорон, и Саша почувствовала, как он хочет домой, туда, к другой семье но ведь мой дом здесь и я тоже твоя семья, папа

– Разве я могу оставить тебя одну в квартире, где, где… – он запнулся.

– Пап, мне восемнадцать, – сказала Саша, – я хочу жить тут.

«Не переживай», – хотела добавить она, но папа бы все равно переживал, поэтому она промолчала. Настояла на своем решении.

Это был их первый взрослый разговор, после которого должна была начаться взрослая жизнь. Но она была еще подростком, не выросшим взрослым.

А что знают подростки о жизни,

что знают подростки о смерти?

ничего они, эти подростки, не знают, знать не хотят

лишь о подружках и парнях, о месте в классе, месте во дворе, о том, как сбежать с уроков, выпить пива, покурить и не попасться родителям, о том, как сдать экзамены и что же делать дальше, о давлении, давлении, давлении со всех сторон, о мальчиках и девочках, которые будоражат о ты должен, ты должна о гормонах, пылающих и максималистских убеждениях, о собственной никчемности или величии, о боли, которую, им кажется, ничем не заткнуть, кроме, кроме

как же прекрасно не хотеть, не знать

вот и она до поры не знала

вспоминай