Одинокая орешина

Пока Софи поднялась на четвертый этаж и пока Ваан Мамян спустился с четвертого этажа, Вануни уже докуривал седьмую сигарету. Он мрачно взглянул на нового классного руководителя.

— Ну что, разобрались с тем письмом? Поговорили с ними?

— Мари не ходит в школу, а с Арменом… Не знаю, стоит ли ворошить то, что уже почти забылось…

— Кое у кого хорошая память, причем из влиятельных людей. Завтра педсовет. Нужно поставить вопрос об исключении обоих из школы… Я сегодня с кем требуется согласую.

— Исключение? — Мамян заметил переполненную окурками пепельницу и заострившиеся черты лица директора. — Исключить за полтора месяца до выпускных экзаменов?.. Я не могу с этим согласиться.

— Ничего, — спокойно возразил Вануни, — один будет против, пятьдесят один — за.

— Может быть, позволите мне сначала поговорить с Арменом?

— Я позволил вам это неделю назад, товарищ Мамян, — и вдруг спросил: — У вас нет чего-нибудь от головной боли?

Мамян попытался понять состояние директора. Он, видимо, добрый, беспомощный человек и теряет голову в острых ситуациях. И потому не любит запутанных вопросов — рубит сплеча. Есть люди, которые в таких случаях, напротив, чувствуют себя превосходно — есть возможность проявить свою власть над другими. Вануни не из их числа. В критические моменты жизни его мучила растерянность, зато в обычной жизни он был спокойным, уверенным в себе человеком — тамадой в застолье и мягкосердечным и многословным.

— Сегодня я с ними поговорю. Может быть, удастся и Мари повидать. Хотя не знаю, раскроется ли она передо мной, ведь я ее в глаза не видел. Письмо, я думаю, написано кем-то из класса.

— Ясно, что не мною, — горько засмеялся Вануни, зажигая восьмую сигарету. — Вы курите?

— Курю, — сказал Мамян, — но стараюсь не делать этого в школе. Я открою окно.

Какое-то время оба молчали, Вануни медленно втягивал в себя голубоватый дым. Потом Мамян заговорил:

— Знаете, я в последние дни много времени провел в библиотеке. Оказывается, старшеклассники почти не читают книг.

— Теперь у каждого дома публичная библиотека. Кое у кого побогаче нашей школьной.

— Это верно, у всех есть книги, но зачастую они просто пылятся в книжных шкафах. А библиотека — это не книжный склад, здесь книги берут, читают, передают из рук в руки.

— …Плюс хорошие педагоги в школе, которые учат, что читать и как читать. — Вануни почему-то с симпатией посмотрел на нового учителя. Но момент был неподходящий ни для педагогической, ни просто для человеческой беседы. Этими байками не заткнешь рот бывшему учителю истории, который, видимо, пьет сейчас в министерстве кофе, довольный тем, что отравил кому-то утро. — Обо всем этом мы поговорим когда-нибудь. В сентябре, если пожелаете. На педсовете можете поделиться плодами своих наблюдений. Но завтра… завтра речь пойдет о другом. Факт налицо, товарищ Мамян, и какой факт!..

— Порой ничто не ложно так, как факт. Лично для меня все это темная история.

— Так попытайтесь во имя педагогики ее прояснить! Впрочем, не верю, чтобы это удалось. Не представляете, как вас обведут вокруг пальца эти желторотые птенцы.

Мамян понял: Вануни себя подогревает — готовит к завтрашнему решительному действию, хочет сегодня же настроить себя против учеников, которых, по всей видимости, любит. Да, он пытается себя распалить, присовокупив к смутному событию последнего времени сотни разных мелких грешков, совершенных учащимися.

— О бог педагогики, во что мы превратили твой храм! Посадили учеников себе на голову. Все теперь развитые, все свободно мыслят. Научно-техническая революция, ранняя акселерация плюс бессилие теперешних учителей удовлетворить их космическую любознательность. И ученики знают себе цену — ив газетах пишут, и по телевизору показывают, вот, мол, какое распрекрасное, умное поколение растет, все переполнены информацией… Иногда за голову хватаешься: не стать ли нам учениками, а они нам пускай преподают. Помните, как у Мовсеса Хоренаци сказано: «Ученики твои в учении ленивы, зато в поучениях прилежны…» Давайте с завтрашнего дня возьмем книги, тетради и сядем на их место. Думаете, удивятся? Знаете, какой они нам преподадут урок?..

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Мамян. — Я задал им написать сочинение, а через двенадцать минут звонок…

— Сочинение? Им диктанты надо давать, а не сочинения. Какая тема?

Мамян на мгновение опешил — какая связь между этим разговором и темой сочинения?

— Тема свободная.

— Свободная… Не много ли дано им свободы? Им диктанты надо давать, Мамян, пусть пишут по нашим текстам. Диктанты! А то они нам диктуют. А вы — свободная тема…

— Я хочу просто выяснить для себя, кто есть кто. Ведь я их совсем не знаю. Я предложил им рассказать в сочинении о себе, о своей жизни и чего бы кому хотелось, если бы все было возможно… Потом попросил написать, какой предмет они любят больше всего и какой больше всего не любят.

Саак Вануни искренне рассмеялся.

— Души потрошите? Да если бы все было возможно, они бы закрыли школы и отправили нас с вами на пенсию.