Одинокая орешина

Мамян принялся листать тетради, погружаясь в невеселую арифметику: те-то и те-то предметы они любят, те-то и те-то не любят. Меньше всего голосов получила литература. Восемнадцать учащихся признали литературу своим самым ненавистным предметом… Восемнадцать из двадцати восьми. Ни у одного другого предмета нет стольких противников. Даниелян язвительно рассмеется: «Убедились, коллега, что век изменился, век?..» При чем тут век? Век не виноват. А кто виноват, что виновато? Пришла на память строка Исаакяна: «Тоска по высшему, по огненному слову!» Да. литература и есть то самое огненное слово, а мы успеваем из всего ее огня дать ученикам лишь крохотный огонек сигареты, пламя спички… Идейное содержание романа, образы поэмы, положительные и отрицательные персонажи пьесы. «Огненное слово» расчленяют, делят на части, сортируют. Поток поэзии пытаются втиснуть в водопроводные трубы, а потом выпускают по капле. Читать книгу — все равно что входить в море, голова должна кружиться от его бескрайности, в себе самом ты должен вдруг ощутить присутствие вечности… — где он прочел это? А мы их по сигналу, по свистку выпускаем в море, позволяя войти в него всего лишь по колено, и при каждом шаге заставляем оглядываться, чтобы не слишком удалились от берега. И море перестает быть морем, становится тепленькой ванной. Разве не так впервые прикасаются они к Пушкину, к Туманяну, к Терьяну? Неведомый, волшебный мир книги делается всего лишь «домашним заданием» во имя получения отметки. «А ну, ребята, кто из вас ответит на пятнадцать вопросов к поэме «Абу-Ала Маари»? Начнем с сюжета. Однажды ночью знаменитый арабский поэт снаряжает караван верблюдов и уходит из Багдада. Кто скажет, почему он уходит?..»

Вспомнил темы сочинений, которые давал Саноян… Что мы исправляем — пунктуационные и орфографические ошибки? А замечаем ли искру божию, когда юноша вдруг сворачивает в сторону от обычной схемы, ищет и находит свои слова? «Отклонился от темы», — пишем мы красными чернилами. Пытаемся ли проследить, что происходит с «мечтами» учеников? «Я мечтаю стать строителем, строить Ереван…» Пятерка! А он через несколько лет становится продавцом в обувном магазине. Конечно же, он и раньше понимал, что его влечет торговля, но сознайся он в этом, учитель красными чернилами поправил бы его «мечту».

И есть такие, что приспосабливаются, притворяются, а потом это становится характером. И так мало-помалу в них вырабатывается ненависть к литературе, которая, оказывается, отнюдь не является ни ключом к истине, ни духовной радостью — она просто-напросто обязательный предмет, от которого никуда не денешься. Нет выхода, приходится зубрить.

Заседание педсовета все оттягивалось. Утром одна из учительниц десятого «Б» передала секретарше письмо от Мари Меликян. Жаль, оно было запечатано. У Вануни в этот момент сидели Даниелян, Мамян, Антонян. Вануни вскрыл письмо и стал читать его вслух. «Товарищ Вануни, — писала Мари, — несколько дней назад я была в школе и говорила с одним педагогом. Разговор был короткий и безнадежный. Я больше не приду в школу. Хочу, чтобы вы знали: не такая уж большая для меня беда избавиться от вашей школы. Всего вам доброго».

— Наглая девчонка! Она еще строит из себя невинную жертву! — возмутился Антонян.

— Не нужно так… — мягко сказал Мамян. — Она могла бы быть вашей дочкой… или моей. — Что за навязчивая идея? Мамян пожалел, что произнес эту фразу.

— Нет, моей дочкой она не могла бы быть.

— Могла бы, — холодно прервал его Даниелян. — Она могла бы быть дочкой любого из нас. Кстати, ее отец давно бросил их с матерью. Мне вчера сказали в классе. Я не знал, хотя преподаю у них третий год.

— А я знал, — сказал Вануни, — и мать ее знаю, очень хорошая женщина. — Помолчал. — Значит, вопрос Мари решился сам собой. В самом деле, отдадим ей ее дела и… А? А этого самого Армена необходимо исключить. Я недавно с ним разговаривал, он их заводила. Плюс вел себя как прокурор.

Мамяну почему-то опять вспомнилась строка Терьяна: «О Родина — сладкая и горькая…». Что-то в этой истории осталось за плотным занавесом. Неужели мы столь беспомощны? Исключить — вот наш рецепт? Что в этом — наша слабость или наша сила?..

— Может быть, не будем спешить, товарищ Вануни?

— В самом деле, — сказал Даниелян. — Каждая задача имеет тысячу и одно решение. Я тоже попытаюсь побеседовать с парнем. Еще неизвестно, что у него на уме. Помните ту историю в школе Туманяна? Вы не знаете, чем она закончилась?

Мамян взглянул на Даниеляна с радостным удивлением.

— Может быть, и ему отдать его дела, пусть уходит, — смягчился Вануни. — Директор одной школы в Норкском массиве близкий мне человек. Я ему объясню, в чем дело. А?.. Армен из семьи репатриантов, это тоже нужно принять во внимание.

— Конечно, — согласился Антонян, — с педагогической точки зрения это правильнее.

Правильнее? Мамян горько усмехнулся. И этот юноша уйдет из школы победителем — столько педагогов не смогло его сломить!.. Расписались под приговором в собственном бессилии.

— Ни у кого нет таблетки от головной боли? — спросил Вануни.