Одинокая орешина

Новый классный руководитель казался Армену чудаком. Вся школа взбудоражена событием, происшедшим у них, а он об этом ни звука, хотя преподает им уже вторую неделю. Армен уставился на учителя, поглощенный своими мыслями, и стихов, естественно, не слышал. Вчера он повздорил с матерью и сестрой. А может, они правы? Ваан его избегает. Да, некрасиво получилось. Сопляк, куда ты полез? Твое дело решать уравнения и плясать вокруг Даниеляна, а не соваться в мужские дела. Гляньте-ка на этого рыцаря. Армен, конечно, знал, что Ваан влюблен в Мари. Подумаешь, а кто в нее не влюблен!

…В сердце какого края есть такая печаль?
В сердце какого края есть подобная боль?..

Ашот что-то быстро-быстро писал на лежащем перед ним листке бумаги. Глаза его беспокойно бегали, он сидел один на последней парте. Наверное, пойдет на юридический — отец настаивает. «Встать, суд идет!» — Он представил себя в средневековой судейской мантии, плешивым, с пенсне на носу. Нет, лучше быть прокурором, по мнению отца, это более весомое лицо в суде.

…Кто встретится? Кто возрыдает?..

Лусик с благоговением смотрела на учителя. Она читала Терьяна, многое знает на память, но декламировать не будет — ребята засмеют. Губы ее шевелились, она мысленно повторяла с учителем строки поэта. Каким необыкновенным человеком был Ваан Терьян! «Если б он учился в нашем классе, я бы в него влюбилась…»

— Может быть, ты, Ваан? Все-таки ты тезка поэта.

— У Ваана с Терьяном ничего общего, — вмешался Смбат. — Ваан идет на факультет кибернетики.

Ваан не взглянул ни на учителя, ни на одноклассника. Уже две недели он не касался даже математики, а под левым его глазом синел фонарь. На душе было горько. С кем поделиться? С Даниеляном? Но он ведь сразу спросит: а вот такую-то задачу решил? А Мамян человек незнакомый, непонятный. Терьян… Миром правят числа, а не эти грустные строки. Хотя учитель читает хорошо — будто собственную грусть передает. Мари все еще не ходит в школу… Через два месяца со всем этим будет покончено. Хоть бы уж скорей прошли эти два месяца.

…Я ухожу в далекий мир,
в темнейшую страну,
Меня помянете добром —
я вам добра желаю.

— Лусик!

А Лусик плакала. Она поглощенно, в каком-то забытьи слушала учителя, и вдруг сами собой потекли слезы. Голос одноклассницы привел ее в чувство, она вздрогнула, оглянулась. Гаянэ уставилась на нее своими бесовскими глазищами: «Что с тобой?» — «Ничего. Не мешай».

Мамян уловил шум, затем волнение девушки и потом, казалось, читал стихи только для нее.

…Что мне осталось?
Сеть золотая и больше ничего,
Жемчужины воспоминаний
и больше ничего…

Прозвенел звонок.

— Устали? — спросил Мамян. — Итак, на следующем уроке…

— Как говорится, спасибо за внимание, — выпалил Ашот.

— Наглец! — громко сказала Лусик.

СОЧИНЕНИЕ НА СВОБОДНУЮ ТЕМУ

Рано утром в пятницу Сааку Вануни позвонили из Министерства просвещения. «Что происходит у вас в школе, товарищ Вануни?» — «А что вы имеете в виду?» — «Последний стриптиз средь бела дня в школе, носящей имя Мовсеса Хоренаци! У древнего историка волосы бы встали дыбом на голове!» Звонивший не любил Вануни, и Вануни отвечал ему в этом плане полной взаимностью. «Во-первых, замечу, что вы очень спешите окрестить тот случай словом «стриптиз». Видимо, это слово вам слишком нравится. А во-вторых, что касается древнего историка, хочу вам напомнить, чем кончается его «История». — «Я рад, что бывший учитель математики так хорошо осведомлен в армянской истории. — Звонивший был бывшим учителем истории, но не понял, на какие именно строки намекает Вануни. — Во всяком случае, было бы неплохо, если бы в Министерстве просвещения узнали об этом случае не из анонимного письма. Министр приказал переслать вам это письмо. Впрочем, думаю, в этом нет необходимости. Здесь сказано, что вам неделю назад уже послано другое, более подробное письмо. Вы его получили? Однако приказ есть приказ, я сегодня же перешлю вам это письмо, пусть у вас будет два. Да, кстати, товарищ Вануни, ваши дела подготовлены на представление к званию заслуженного учителя. Осталась характеристика…»

В минуты волнения или злости Саак Вануни худел — да-да, посторонним это было отчетливо видно. Сейчас свидетелей не было, но Вануни, кажется, и сам почувствовал, как весь сжался, уменьшился. Нервным звонком он вызвал Софи Лорен и попросил сигарету.

— Но ведь вы… — пробормотала Софи Лорен, которой Вануни вчера строго-настрого приказал не давать ему сигарету ни под каким видом, даже если он будет просить, умолять. — Может быть, лучше чай заварить?..

— Сигарету! — почти заорал Вануни. — И вызови Мамяна!

— Товарищ Мамян на уроке.

— Пусть прервет урок и явится. Война, что ли, что нельзя прервать.