Одинокое место

Буду бродить по дому в поисках ответов. Скажите мне, бабушка, дедушка, папа, Митси, Гуннар, благословляете ли вы меня, позволяете ли покинуть это место, бросить, оставить его. Я не одна, со мной Грета, и мы вместе должны принять решение. Она тоже колеблется, как и я. Недавно овдовевшая соседка Найма всю осень, зиму и весну глядит на наш темный заброшенный участок – Аллан, ее сосед с другой стороны, тоже продал свой дом у моста (моя бабушка жила там ребенком) и переехал в пансионат для пожилых. Найме нужен сосед, который поможет расчистить снег, присмотрит. Сосед, который будет рядом, случись что, и желательно такой, с которым можно время от времени испечь хлеб и выпить кофе, когда неохота работать. Это ужасно – утратить желание поработать, радость труда, способность к игре. Я знаю, что это такое.

Каждую неделю Найма поливает растения в горшках и кливии в холодном соседском доме, у Сандбергов, которых она знает с детства. И пеларгонии тоже? Как я смогу уехать в Америку, зная, что дом нуждается во мне? Газоны, живая изгородь, грядки и кусты, грязные окна и комнаты, и одежда, и бумаги, и шторы… Все, что когда-то было живым. Как мне осилить другие истории, когда все здесь проникает в душу, воспоминания, запахи, печали и радости?

И вот я провожу июньские дни в Молидене. Грета приедет позднее, в июле, и останется здесь, пока мы будем в Америке. Мама с нами, она настоящий мастер уборки. Сколько всего нам довелось убрать за долгие годы. Очищали, раскладывали, переставляли. Но вещей так много. Они копились всю жизнь. Как-то летом, когда моя сестра писала дипломную работу, мама с бабушкой приехали с ней в Молиден и помогали убирать. Помогали папе. Убирать после смерти его матери. Бабушка, мамина мама, чистила люстры и гладила.

Я тоже утратила желание работать. И все же заставляю себя трудиться, разбирать все тут.

Мама сердится на папу за то, что он оставил после себя столько добра, с которым нужно что-то делать. «Мог и сам что-нибудь повыкидывать», – ворчит она. После меня вам не придется так мучиться. Можно что-то убрать и самому. Стереть из памяти. Или же оставить все следы потомкам. В первое лето мы убирали, чтобы в доме можно было находиться. Столько всего тогда навалилось. Похороны, стрижка кустов, поиски исправной газонокосилки, так как большой райдер оказался сломан.

Я пытаюсь определить объем работы. Нас двое, мы с Гретой должны договориться, что будем делать. И когда. Адам хочет пересмотреть одежду в большом гардеробе, когда они приедут в июле, а сейчас июнь, и я не знаю, за что хвататься. Надо начать выбрасывать, съездить на блошиный рынок в город, только вот текстиль в комоде, в огромной гардеробной, весь засаленный и пропахший никотином. Помню, как папа пытался бросить курить. Упаковки никотиновой жвачки и пачки сигарет «Glenn». Это ведь его дом – конечно, он мог курить, где хочется. Как я боялась, что он закурит в постели и уснет с непотушенной сигаретой. Правда, он серьезно относился к пожарной безопасности: поставил везде датчики, огнетушители. Это из-за пожара, пережитого в детстве.

Слой за слоем. Ящик, коробка, шкаф. Я знаю, папа хотел разобрать хлам. Но руки не доходили. Сколько у него тут старых компьютеров, телевизоров, колонок? Места много, можно задвинуть и забыть. И снова я чувствую, что мне не верят. Когда я высказываю отчаяние и панику, спрашиваю, как со всем этим быть. «Ну, у моих родителей тоже добра хватает». Да, но они живы, они переезжают в течение жизни и сами избавляются от ненужных вещей. И потом, речь идет не о двухкомнатной квартире с подвальным или чердачным помещением в придачу. Это целый хутор. Хозяйственные постройки – храни, что хочешь, все поместится. И большое, и маленькое. Сеялки, разобранные мопеды, бензопилы, рыболовные снасти, тракторы… Инструменты, железные банки из-под кофе, утварь для выпекания хлеба, банки с краской, провода, шланги, остатки бензина, обогреватели, флаги, подушки для старого гамака. Все, что осталось после бабушки, дедушки, дяди Гуннара. Папа захотел все взять на себя, стать единоличным хозяином дома. Без дяди Эрика и дяди Ларса. «Надо бы разобрать хлам, – говорил он, – надо бы продать ненужные железки, когда вы приедете, начнем со скатертей в большой гардеробной».