Мы берем машину напрокат и едем в мотель «Гайд-парк». В темноте не можем найти дорогу, рассчитываем прибыть на рассвете по шведскому времени. Удается поспать пару часов в сыром номере. На следующий день – к Джамайке Кинкейд, на выходные из Нью-Йорка приедет фотограф. Так странно, я как будто ставлю болезнь на паузу. Теперь, по прошествии времени, я думаю: Джамайка пригласила нас в игру, и мы приняли приглашение. Разговоры, хлопоты по хозяйству, вечерние прогулки в саду, кава – все плавно течет само собой. Выезды, пешеходные маршруты. На самом деле мы работаем. Делаем заметки, записываем беседы на диктофон. Слушаем рассказы Джамайки. Слушаем Тревера, он живет у нее, но в отдельном домике. Она наняла его в помощники, но в действительности они помогают друг другу, мы общаемся с Тревером и Джамайкой, наблюдаем за их жизнью в Вермонте. Это первая стадия влюбленности – когда любопытство настолько велико, что скучать не приходится. Разговоры не умолкают, обеды и ужины всем в радость, совместные планы, уверенность, что так хорошо и приятно будет всегда. Мы вместе отправимся смотреть сады в Англии, а потом Джамайка приедет в Швецию и мы свозим ее в усадьбу Карла Ларссона, потому что ее бывшая свекровь столько о нем рассказывала. Она считала, у нее шведские корни, хотя на самом деле ее семья происходила из Латвии. Ее предки – евреи, эмигрировавшие в США.
Мы говорим о депрессиях. Об одном враче, который в конце девятнадцатого века, будучи в глубокой тоске, проходил по тропинке совсем недалеко от ее дома. Сейчас эта тропинка называется «the One Mile Walk»[52]
. Каждый день он заставлял себя совершать такую прогулку, и постепенно депрессия отступила. Джамайка не верит в страдания как выбор, в добровольную жертву. Страдания все равно будут, поэтому надо делать все возможное, чтобы их избежать. Мы говорим о ее разводе с Алленом, о чувстве одиночества, когда все разваливается, когда остаются сплошные потери.