Одинокое место

Меня спрашивают, как я себя чувствую, а когда я рассказываю, тут же появляются все те другие, кому еще хуже, тяжелее, труднее. Дальние знакомые или вовсе чужие. Да знаю я! Я знаю, что есть люди, обиженные судьбой. В большей степени, нежели остальные. Только вот сейчас все эти рассказы совсем не помогают мне справиться с собственной потерей. Я должна ее пережить, понять, через что прошла. Зачем спрашивать о самочувствии, если ответ не интересует? Говоря обо всех тех, других, ты закрываешь двери к своему сердцу. Говоришь «расскажи», но хочешь этого только на словах, а на деле в жизни и так хватает плачущих людей, ищущих твоей поддержки и заботы. Тем, кому, по твоему мнению, еще тяжелее, кто действительно заслуживает твоего внимания и помощи.

Мне нельзя попадать в ту же ловушку. Просто отвечу, что все хорошо. «Я чувствую себя прекрасно! Я чувствую себя прекрасно! У меня все хорошо!»

В сентябре 2017 года мне совсем не хорошо. В Молидене идет дождь, я стою на коленях и пропалываю грядку, ту, где растут лилии, дицентра и пырей в огромном количестве. Бабушке и дедушке не понравилось бы, если бы мы позвали людей смотреть дом, когда вокруг полно сорняков. Папины доски совсем провалились в землю, и выглядит это ужасно. Я вожу в тачке гравий, камни, пытаюсь навести красоту. Ах, каким прекрасным я могла бы сделать этот сад. Я бы пересадила многолетние растения, добавила бы устойчивых к холоду роз и неприхотливых фруктовых деревьев. Обрезала бы кусты сирени и шиповника. Разбила бы грядки с картошкой, овощами, клубникой. Но это возможно, только если жить здесь постоянно. Или хотя бы все лето. Грету садоводство не сильно интересует, и нельзя свалить все свои посадки на человека, который не разделяет твои мечты о цветущем саде и плодородном огороде. Но если сажать в основном ягодные кусты и многолетние, устойчивые, красивые и неприхотливые цветы, прекрасно чувствующие себя в песчаных почвах… Здесь вдоль канав растут чудесные лютики, купырь и лесная герань – а сейчас, в сентябре, по-прежнему можно найти колокольчики – те, что маленькие. А еще желтые пуговки пижмы.

Я знаю эту землю. Песок, а внизу, у речки, голубая глина.

Приезжает Эрик, разбирает то, что давно надо было сжечь. Мышиные какашки на пожелтевшей бумаге. А сколько у нас дома всего, что давно пора выбросить? Он считает, что перед продажей хорошо бы вычистить все сараи, ему посоветовали одного человека, который этим занимается, – выносит хлам за покойниками. Эрику явно хочется, чтобы дом выглядел привлекательно, мне тоже хочется, чтобы все смотрелось достойно, не оставлять после себя слишком много мусора. Обычно люди либо аккуратисты, либо неряхи, а при бабушке и дедушке тут царил умеренный порядок. Они не были педантами, но за чистотой следили, а для этого нужно постоянно заботиться о доме, иначе он быстро приходит в упадок и разорение, становится грязным и некрасивым. Погружается в запустение.

Эрик рассказал о родительском доме Инги, потому что переживает за нас с Гретой. Он говорит – это непосильная ноша. Забирает время, которое можно потратить на что-нибудь интересное. Например, на пение в хоре или путешествия. А ведь так хочется прицепить к машине трейлер и отправиться куда-нибудь. В горы. В гости к детям и внукам. А мне хочется пробежать по полю, среди колосьев овса. Летом мы с двоюродными братьями и сестрами собирали божьих коровок, а колосья были такими высокими, что среди них можно было прятаться. Хочется сесть на корточки, зажмуриться и чтобы не надо было принимать решение: продавать или оставлять.