Одинокое место

Мужчина, которого мы наняли, чтобы вывезти хлам, звонит и спрашивает, как мы хотим организовать процесс. Грета колеблется, считает, что с сараями мы справились бы и сами. Аяне могу. Еще одно лето сплошной уборки, когда я сутра до вечера мою посуду, выношу мусор, стою по уши в мышином говне, плесени и ржавчине, езжу на свалку как работу. Я говорю, что мы с Матсом и Эриком осмотрели дровяной сарай, столярную мастерскую и бывший хлев. В одном только сарае четыре больших помещения и чердак со всяким добром, а хлев еще просторнее, и чердак там больше; вся мебель, которую папа туда вынес, выпачкана птичьим пометом, а обивка погрызена мышами. Мне кажется, там уже ничего не сохранить. Все папины электрические инструменты с перебитыми проводами. Все, что он разбирал и собирал снова. Кое-что, возможно, работает, но большая часть точно нет, не могу представить себе ситуацию, чтобы сестре вдруг понадобилась пила для подрезки кустов, которая еле дышит, а продавать вещи… конечно, что-то и правда можно продать, но этим надо заниматься. Фотографировать, выкладывать на сайтах маркетплейсов. Мы не знаем, что это за вещи и какие аппараты здесь вообще пылятся, сваленные в кучу.

А еще мы по-прежнему не знаем, что делать с автомобильными журналами. Гуннар собирал журналы для авто- и мотолюбителей с шестидесятых годов до 1986-го, и все они сохранились. Кажется, мы насчитали десять больших коробок с выпусками разных лет, проверили их ценность, можно ли продать коллекционерам. Но даже если кто-то заинтересуется, как мы доставим их через всю страну и сколько это будет стоить?.. Они такие тяжелые, эти журналы.

* * *

Я разрываюсь между Эриком и Гретой. Знаю – теперь хозяйки Молидена мы с Гретой, но Эрик живет в Эрншёльдсвике. Он вырос в этом доме и долгие годы поддерживал его в порядке, когда бабушка с дедушкой уже не справлялись сами, и потом, когда дедушки не стало. Я стараюсь поставить себя на место покупателя: хотела бы я приобрести дом, полный чужого барахла, или лучше начать с пустых построек, когда сразу виден потенциал и возможности, тогда как в захламленных помещениях видишь только предстоящую работу? Думаю, желающих купить дом в нынешнем состоянии гораздо меньше, чем тех, кто хочет с первого взгляда понять, как придать дому индивидуальность. Мы заплатим этому человеку приемлемую сумму, и он все разберет. Часть металлолома продаст – но все равно это огромный объем работы. Тяжелой работы. Когда мы говорим по телефону, он предлагает сжигать ненужный хлам осенью, когда земля влажная. Весной значительно выше риск пожара. Но Грета, конечно, хочет сначала съездить туда и осмотреть содержимое построек. Я звоню сестре, потом звоню тому мужчине. Веду переговоры. Понимаю, что Грета хочет взглянуть на вещи. Я тоже хочу, но, может, пусть он уже начнет с длинных черных шлангов непонятного назначения, банок из-под кофе с ржавыми гвоздями, рулонов листового пластика и покрытых плесенью спасательных жилетов? Досок, непригодной старой мебели? Ну ладно, так уж и быть. Я опять ему перезваниваю, а точнее, он мне. Все потому, что я сижу и жду, что ситуация каким-то волшебным образом разрешится сама собой и мне не придется с ним связываться – даю инструкции, что сохранить, а что можно смело сжечь. Говорю, что моя сестра хотела бы осмотреть постройки. Дом все время требует вложений: свет, отопление, прочие платежи.

Наверное, это из-за инъекций антител у меня была такая слабость. Во всяком случае, влагалище воспалилось точно от них. Врачи о таком побочном действии еще не слышали, но когда я закончила лечение, все почти сразу прошло. Я засыпаю на ходу, работаю по чуть-чуть. Заставляю себя выходить на прогулку. Каждое социальное мероприятие – будь то встреча по работе или вечеринка с друзьями – требует долгого восстановления. Звучит неблагодарно и эгоистично. Но я беззащитна, все пропускаю через себя. Настроение других, их рассказы, отсутствие желания войти в мое положение – я стараюсь относиться к этому спокойно. Я не прошу понимания, но общаться без понимания не могу. Я еще недостаточно окрепла. Если нет понимания, я предпочту одиночество. Оно не ранит меня, не наносит вреда.

И потом, у меня есть семья, я не одна. Возможно, моих сил хватает только на самых близких людей.