Дилемма заключается в том, что желание донести до людей серьезность положения часто наталкивается на их попытки тут же найти решение неразрешимой ситуации. То же чувство я испытываю сейчас по отношению к Осе – я искренне хочу избавить ее от страха смерти. Но обстоятельства таковы, что мы ничего не можем знать наверняка. Как и врачи, как и сама Оса. Она вынуждена погрузиться в эту неопределенность, выдержать эту ношу. Не сломаться.
Самое сложное в советах окружающих то, что они слишком явно демонстрируют желание избавиться от собственного страха. Я понимаю, как чертовски трудно человеку принять чужую тревогу. Этому приходится долго учиться, для этого существуют психологи и психотерапевты. Чтобы можно было просто выслушать и принять – не искать решений, не пытаться действовать.
Когда я рассказываю о том, что боюсь, как бы во второй груди тоже не образовалась опухоль, некоторые считают, что лучше сразу отрезать все полностью. Хотя онкологи и хирурги полагают, что все не так просто, подобное вмешательство обосновано лишь тогда, когда у женщины присутствует определенный ген, ведь реконструированная силиконовая грудь лишена чувствительности, это просто комок чужеродной материи в твоем теле. Нельзя сказать, что искусственная грудь – это сплошные преимущества. Кто-то скажет: зачем вообще нужна грудь, не лучше ли убрать ее? В то же время многие женщины чрезвычайно озабочены собственной грудью и тем, насколько она красива и привлекательна. Они ни за что не согласились бы добровольно расстаться со своим сокровищем. Есть и те, кто думает, что можно нарастить огромную силиконовую грудь на тонкой коже – там, где была собственная небольшая. Но увы, это невозможно. В их словах даже сквозит зависть, или мне кажется? – какая роскошь, красивая силиконовая грудь совершенно бесплатно, и не надо идти к пластическому хирургу. Хирурги в больнице Святого Йорана сразу же заверили, что это совсем не похоже на обычную пластическую операцию, когда силикон добавляют к имеющейся груди. Мне даже не пришлось спрашивать. Они показали фотографии других пациенток с реконструкцией, да, некое подобие груди у них есть. Но сравнить ее с обычной, «нормальной», грудью можно лишь с большой натяжкой. Остается лишь тонкая кожа. Ни дополнительной кожи, ни жира – приходится работать с тем «мешочком», что есть. Почему я вообще должна приводить какие-то аргументы… защищаться.
Когда самый пронзительный страх смерти сменился зарождающейся надеждой, когда организм хорошо отозвался на химиотерапию, вот тогда я и начала думать о том, чтобы удалить всю грудь. Я много размышляла о том, как буду по ней горевать и можно ли вообще подготовиться к такому. Провести церемонию прощания. Мое отношение к ней оказалось неоднозначным. Грудь, наполненная опухолями. Но есть и другие воспоминания. Сексуальность. Кормление. Лактостаз. Да, я вспоминаю все комплименты и комплексы. Насколько много значит грудь в нашей культуре. Удивительно, что в моей юности, в восьмидесятые, а затем и в девяностые, когда актрисы и супермодели увеличивали грудь с помощью силикона, идеал женской груди соответствовал только что родившей, кормящей женщине. То есть с биологической точки зрения носительницей идеальной груди является женщина, которая в данный период не может забеременеть и которой явно не до секса, с грудным малышом на руках. Хочешь не хочешь, а в голову закрадывается мысль о примитивной зависти, лежащей в основе целой культуры – эти налитые груди, черт возьми, должны в первую очередь удовлетворять меня! Они созданы не для орущих голодных младенцев. И уж точно не для самой женщины.