Одиссей

Самая распространенная форма отчаяния по Кьеркегору настигает нас в суматохе будней: мы попросту не осознаем того, что мы отчаялись. Мы смотрим на себя со слишком близкого расстояния и не можем оценить собственное понимание себя. Как если бы мы смотрелись в зеркало и держали его так близко, что видели лишь блеск зрачков и подрагивание ноздрей. Большинство читателей тут же подумают: ну, это не обо мне. Но пусть жюри присяжных, которое вы же сами и назначили, не торопится с вердиктом. Кьеркегор имеет в виду отнюдь не пустышек, которые живут во лжи. Скорее тех, кто полностью отдался своей социальной роли: «Ибо человек непосредственности не знает самого себя, – он буквально знает себя лишь по платью, он не узнает своего Я… иначе как сообразно своей жизни»[46]. Иногда вы, и правда, становитесь тем платьем, что на вас надето, настолько, что даже не можете понять, где заканчивается оно и начинаетесь вы. Я – это мой костюм и моя кожаная куртка. Это отражают некоторые комплименты: «Вот это настоящий ты!» – и теперь в них чудится что-то пугающее. Мы говорим, конечно, не о самих вещах, но о тех ролях, которые они символизируют: отличный учитель, душа компании, успешный карьерист, интеллектуальный критик или идеальная мать. В лотерее всеобщего отчаяния любой билет – счастливый.

Итак, отчаяние есть, но вы его не замечаете. Напротив, вас может распирать от жизнеутверждающих лозунгов: «Мысли позитивно! Не бывает проблем, бывают задачи. Если тебе больно, подумай о чем-нибудь другом. Что толку расстраиваться!» Все это ложь. Иногда проблемы действительно бывают, и не признавать этого – значит замалчивать правду. Проблема не исчезнет оттого, что вы мыслите позитивно. Посмотрите на ведущих популярных ток-шоу – они настоящие герольды отчаяния. Некоторые ток-шоу полностью основаны на высмеивании участников. Самое невероятное во всем этом то, как ведущие умудряются переворачивать все с ног на голову и выдавать издевки за нечто положительное, даже когда участник выбывает. Посмотри, говорят они, твои родные в студии бешено аплодируют, ты просто великолепен, а твое красное платье – лучшее из всех, чьи подолы когда-либо подметали наш танцпол. Участники от такого впадают в ступор – эмоции зашкаливают, им в лицо суют микрофон, и они, запинаясь, бормочут что-то вроде того, что многое узнали о себе в ходе съемок и очень благодарны за это. Exit and fade out[47]. Итак, кто же здесь отчаявшийся? Выбывший участник? Разумеется, нет – это сам ведущий, с сияющей улыбкой и утешительным похлопыванием по плечу, натужно убеждающий самого себя и окружающих, что все было восхитительно.

Мы не любим отрицательные эмоции и болезненные переживания – в основном чужие, так как они напоминают нам, что мы и сами можем оказаться в таком положении. Счастье – наш символ веры, а вечная жизнь на острове Калипсо – наша мечта. Кто-то очень убедительно объяснил нам, что цель жизни заключается в счастье. И здесь нет места теням и ночному мраку. Чистый воздух, вечерний моцион – вот что нам нужно. Мы даже уверены, что отчаиваться опасно, как будто одна негативная мысль порождает множество других, и эти мысли могут утянуть нас в бездонную пропасть. Кьеркегор предельно ясен: «Непосредственность в основе своей не имеет никакого Я, не осознает себя, – как же она могла бы узнать себя?»[48]. Приятного моциона! В следующий раз, когда кто-нибудь пожалуется вам на свои несчастья, прислушайтесь к себе. Почему вам так трудно выносить это? Дело не в вас, а в вашем собеседнике. Почему вам так хочется побыстрее завершить разговор дежурным «все будет хорошо» или вымученным комплиментом? Отчаяние доставляет дискомфорт, а отчаяние другого в каком-то смысле бросает вызов вашему счастью и спокойствию.