Одиссея 1860 года

Я радовался, предвкушая удовольствие застать Альфонса Карра врасплох, но было ясно, что если нам не удастся войти в порт этим вечером, то на другой день, прежде чем мы ступим на землю, вся Ницца уже будет знать о нашем прибытии.

Понимая это, капитан дал матросам приказ спустить на воду две шлюпки и взять шхуну на буксир.

Для шхуны это было унизительно, но, как выразился Бремон, если ветра не было, она не в силах была его поднять.

При виде затруднительного положения, в котором мы оказались, из порта вышел и направился в нашу сторону лоцманский катер.

Пока он шел к нам, какое-то суденышко, легкое, как те стрекозы, что по весне кружатся над белыми кувшинками, раскрывшимися на поверхности воды, стало кружиться вокруг нас.

Приводили ее в движение два прелестных юных гребца лет девяти или десяти, а за рулем сидел какой-то взрослый мужчина, по-видимому их отец.

Этот мужчина, украшенный орденом Почетного легиона, явно был офицером французского военно-морского флота.

Распознав в нем соотечественника, я подумал, что могу обратиться к нему первым.

— Сударь, — спросил я его, — не могли бы вы сказать мне, застану я Альфонса Карра в Ницце?

Офицер поднялся и, отвечая на мой вопрос, произнес:

— Если он и отсутствует, то лишь с нынешнего утра, поскольку вчерашний вечер мы провели вместе.

Затем, обращаясь к детям, он промолвил:

— Поприветствуйте господина Дюма!

Продолжая грести, дети привстали и поклонились мне.

— Какие у вас очаровательные гребцы! — сказал я офицеру.

— Я делаю из них моряков, — ответил он.

Тем временем капитан поинтересовался у лоцмана, в котором часу закрывается портовая карантинная инспекция.

— Как правило, в восемь часов, — ответил ему лоцман, — но для господина Александра Дюма непременно сделают небольшое исключение.

Определенно, мне сильно повезло, что у меня не было никаких причин сохранять инкогнито.

Успокоившись в отношении нашего захода в порт Ниццы, я смог возобновить разговор с офицером и его детьми.

Идя борт о борт и продолжая беседовать, мы вошли в порт; часы показывали четверть девятого.

Вот уже четверть часа карантинной инспекции полагалось быть закрытой, но, предупрежденная лоцманом о нашем прибытии, она продолжала работать.

Пока выполнялись положенные при сходе на берег формальности, офицер и два его юных гребца исчезли из виду.

Ступив на сушу, я тотчас же стал выяснять, где находится дом Альфонса Карра.

— Вам нужна его лавка или его ферма? — в ответ спросили меня.

Вопрос поставил меня в тупик: мне сообщили одновременно две новости, о которых я не имел ни малейшего понятия.

Оказывается, Альфонс Карр имел лавку и ферму.

— И где эта лавка находится? — поинтересовался я.

— В городе, — ответили мне.

— А ферма?

— О, ферма — это совсем другое дело, она расположена за городом.

Я подумал, что разумнее отправиться в лавку, раз она ближе. К тому же было лишь полдевятого, и, в предположении, что дорога займет четверть часа — а для такого города, как Ницца, столько и не требовалось, — мы должны были прийти туда без четверти девять, а без четверти девять лавку еще вполне возможно было застать открытой.

Но я ошибся: лавка была закрыта.

Мы спросили дорогу к ферме, и нам указали довольно широкую улицу, окаймленную с обеих сторон невероятно высокими стенами, на гребне которых сверкали вмурованные туда осколки стекла.

Самое любопытное в этих мерах предосторожности, принятых для того, чтобы никто не перелезал через стены, заключалось в том, что все калитки стояли нараспашку и, следственно, в них можно было свободно войти.

Это противоречие, кажущееся или подлинное, объяснил мне на другой день Альфонс Карр.

В Ницце, в отличие от других краев, все домовладельцы, за редкими исключениями, проводят лето в городе, а зиму в деревне.

Дело в том, что летом в Ниццу никто не приезжает, тогда как начиная с поздней осени она переполнена иностранцами; и потому уже где-то в октябре хозяева покидают свои городские дома и готовят их к приезду семей — это общепринятое выражение.

И потому, поскольку сады в Ницце, как правило, обширные и жилые строения расположены в глубине садов, то есть далеко от входа, калитки оставляют нараспашку, чтобы не нужно было идти открывать их.

Семьи, приезжающие провести зиму в Ницце, заранее извещены об этой привычке и, пользуясь тем, что калитка стоит нараспашку, входят в сад, чтобы осмотреть его.

Если сад, который посетители осматривают, нравится им, они стучат в дверь дома.

Таким образом, хозяева утруждают себя лишь в случае серьезных предложений.

Привычка не закрывать калитки вечером, приводит к тому, что их оставляют открытыми на всю ночь.

Поскольку нас никто не предупредил об этой привычке, мы не стали толкать какую-либо из приоткрытых калиток или переступать порог какой-либо из распахнутых калиток.

Напротив, мы позвонили в ту, что была закрыта.

Что касается меня, то мне показалось достаточно бестактным беспокоить какого-нибудь славного жителя Ниццы или какую-нибудь славную жительницу этого города всего лишь для того, чтобы уточнить у них адрес другого человека.