…Отперев дверь, я остановился на пороге своего номера. Что-то было не так. Я не мог понять, что меня насторожило. Легкое движение в темноте, которое я скорее ощутил шестым чувством, чем увидел? Или едва слышимый звук? Может, запах? Точно, запах, очень похожий на…
Вполне вероятно, что моя медлительность и раздумья на пороге номера спасли мне жизнь. Человек, поджидавший меня и совершенно не видимый в густой тени платяного шкафа, потерял терпение.
— Сдохни, лживый пес!
С этими словами, выкрикнутыми свистящим шепотом, он бросился ко мне и ударил ножом в грудь.
Расстояние оказалось слишком велико для неожиданной атаки, я успел подставить левую руку и отвести удар. Лезвие вспороло рукав, оцарапало предплечье.
Убийца тут же отскочил подальше, спасаясь от удара моего кулака. Теперь он оказался в той части комнаты, что кое-как освещал горевший за окном фонарь. Я разглядел: напал на меня совсем мальчишка — лет шестнадцать, много семнадцать — но ловкий, прыгучий и гибкий, как кошка. Одет он был в обтягивающую темную одежду, нижнюю часть лица прикрывал платок, верхнюю — низко надвинутая шляпа.
В кармане у меня лежал заряженный пистолет, и появился момент его достать, но я не стал. Решил: и без него завершу схватку в свою пользу. Одноглазый Стив показал мне немало приемов, применяемых матросами в кабацких драках. Проведя немало часов в тренировках с деревянными клинками, я хорошо умел и владеть ножом, и защищаться от него. Справиться с мальчишкой труда не составит.
— Я выпущу тебе кишки, проклятый щелкопер! — пообещал юноша все тем же свистящим шепотом и атаковал снова.
Все прошло как по маслу. Клинок (стилет или узкий кинжал) улетел в темноту, выбитый хитрым приемом. Силой противник, несмотря на всю свою ловкость, значительно уступал мне, я начал заламывать его руку, — и тут выяснилось, что я недооценил щенка. У него был с собой второй клинок, точно такой же! И, выхваченный левой рукой, едва не вонзился мне в печень! Каким-то чудом в последний момент я сумел оттолкнуть паршивца.
Толчок был такой силы, что мальчишка отлетел на кровать, не удержался на ней и свалился с другой стороны, исчезнув из виду.
Я же стоял ошарашенный и озадаченный. Во время схватки ладонь моя ощутила на груди у юноши то, чему никак не следовало там находиться.
Мой противник поднялся на ноги… вернее, противница поднялась. Шляпа слетела, и рассыпавшиеся по плечам длинные волосы меня уже не удивили.
— Милая леди, взгляните сюда, — сказал я и продемонстрировал пистолет, все же покинувший карман. — Здесь два заряда, и стреляю я без промаха. Шрамы от пуль не украшают женщин, поэтому предлагаю: отложите ваш кинжал, и поговорим, попробуем разрешить наши разногласия цивилизованным способом.
— Поговорим, — легко согласилась милая леди. — Когда я буду запихивать в твое вспоротое брюхо твою лживую книжонку. Неторопливо, страница за страницей.
И тут я наконец сообразил, с кем имею дело.
— Мне приходилось сносить несправедливые и грубые выпады критиков, — сказал я, — но вы их всех превзошли, мисс Эндерби. Или лучше называть вас мисс Сильвер?
Я слишком расслабился. Нас разделяла широкая кровать, делая немедленное нападение невозможным. В руке был пистолет, и я держал Патрицию на прицеле. Да и вообще покушение оборачивалось каким-то нелепым фарсом. И я, на свою беду, расслабился. К тому же она владела кое-какими приемчиками (не отец ли обучил?) и, чуть повернувшись, прикрывала телом подготовку к броску.
Полет клинка я не разглядел. Почувствовал острую, пронзающую боль в левой стороне груди — такую сильную, что она мгновенно раскатилась по всему телу, до самых дальних и потаенных его закоулков.
Мой палец дернулся, спустив оба курка. Но в самый последний миг, в ту долю секунды, когда порох на полках уже вспыхнул, но выстрелы еще не прозвучали, — я направил стволы пистолета вверх, к потолку. Зачем это сделал? Не знаю. Возможно, не хотел в самом ближайшем будущем слушать попреки тех, кого убьет сломавший решетку тигр.
Пистолет выстрелил удивительно тихо. Вспышку я не увидел, перед глазами стояла непроглядная тьма. Потом я, кажется, упал, но не почувствовал того, все чувства заглушала наполнившая тело боль, — потом не стало и ее, вообще ничего не стало. Меня не стало тоже.
Слишком пространных комментариев к событиям 1761 года не будет. Это не теоремы, нуждающиеся в доказательствах. Это постулаты. Хотя, конечно, постулирование происходило не столь произвольно, как у большинства фанфикёров, пишущих с опорой лишь на собственную богатую фантазию, палец и потолок.
Пожалуй, лишь метаморфоза бывшего матроса, а ныне штурмана Эбрахама Грея нуждается в пояснениях. Они будут даны, но позже, когда этот до поры скрывающийся за кулисами персонаж выйдет на авансцену.