Одна и пять идей. О концептуальном искусстве и концептуализме

МК Лингвистические теории, которые, как казалось, изначально господствовали в художественном мире, были позитивистскими. Но во Франции уже развивалась семиотика. Я была частью этого течения благодаря своим связям в кинематографе, а также знакомству с другими женщинами движения, которых интересовала связь семиотической лингвистики и психоанализа. Я помню, как опубликовала первые заметки о Протоколе в Control Magazine в 1977 году. Журнал Стива Уиллета был прекрасным примером отношения информационной теории к языку и при этом достаточно гибким для того, чтобы опубликовать мой текст. Возможно, сейчас семиотика – главенствующая тенденция, по крайней мере в 1980-х годах это было так. Но в период, о котором идет речь, ее только начинали практиковать, нередко встречая большое сопротивление. Даже в рамках женского движения психоаналитическая теория не принималась. Это стало очевидно в начале 1970-х годов, когда Рос Кауард, Джульет Митчелл и другие начали настаивать на использовании психоанализа в феминизме, что вызвало горячие дебаты. Так что ключевым контекстом для Протокола были его отношения с лингвистическими теориями в художественном мире и с вопросами социализации, которые поднимало феминистическое движение. Сторонники обоих направлений настаивали на определенных сдвигах в отношении того невозможного объекта, который Фрейд называл бессознательным, и, соответственно, в отношении связанных с ним теоретических положений, то есть психоанализа.

Я бы хотела вернуться к обсуждению A&L и спросить, как далеко, по вашему мнению, они зашли с тем, что вы назвали синтетическим суждением?

ТС Я полагаю, что это началось в первой половине 1970-х годов с интересом к индексированию в Англии и проектами Комментарии и Высказывания в Нью-Йорке. Изменение заключается в том, что произведениями стали не только сами обсуждения понятия искусства и условий его исследования, но и мира искусства, политических изменений и их влияния на нашу деятельность. В какой-то степени они относились к языку и субъективности, к формированию ораторов, к тому, что мы называли идиолектом, – следуя представлениям о том, что у каждого человека есть своя характерная манера говорить, – но можно было также назвать это идиолектом и, таким образом, обратиться к субъективации или интерпелляции через идеологию: то, о чем официальным языком говорит государство. И не через «начала» речи, как это сказано у Лакана. К 1974 году Иэн Бёрн, Мел Рамсден и я готовили выпуск Art-Language, который начался с социальной речи, но превратился в разговор о международной политике, провинциализме, индивидуализме, модернистской художественной машине и так далее. Конечно, в Нью-Йорке это были отличные темы для обсуждения – что очевидно по таким объединениям, как Встречи художников за изменения в культуре. В Нью-Йорке это случилось поздно, но подобные союзы художников, как вы знаете по вашему лондонскому опыту, появились повсюду.

Кей Фидо, Маргарет Харрисон и Мэри Келли. Женщины и Работа. Документ о разделении труда в промышленности (на экспозиции). 1973–1975. Художественная галерея Южного Лондона. Фото: Рэй Барри

Что касается формы такой деятельности, она стала менее пропозиционной и, конечно же, менее процедурной. Давно прошло время написания инструкций для «действий», которые могут совершить другие люди. Честно говоря, стало очень сложно создавать публичные работы, то есть находить формы отображения, которые соответствовали бы социальной сути обсуждений. Тем не менее желание заниматься этим было решающим: поворот или возвращение концептуальных художников к политическим вопросам в середине 1970-х годов – это важнейшее движение, которое с тех пор обусловило создание многих значимых произведений искусства. На мой взгляд, ваш ранний проект Женщины и Работа и Послеродовой протокол появились в тот же период в Англии.

МК Женщины и Работа – это инсталляция, документирующая разделение труда на производстве металлических коробок во время введения закона о равной оплате труда. Я видела здесь прямую связь с проектом Хааке Агентство недвижимости Шапольски[137]. Но ни Женщины и Работа, ни Послеродовой протокол обычно не рассматриваются как концептуальные произведения, не так ли? Скорее как продукт определенного этапа в феминистическом искусстве – обычно следующего сразу за его возникновением. Проект создавался в 1970-е годы, но обычно его связывают с поворотом в феминистическом искусстве к более теоретическим вопросам около 1980 года.

Иногда кажется, что момент рецепции произведения в Соединенных Штатах даже более значителен, чем момент его создания. В данном случае он даже затмил скандал «кирпичей и подгузников»[138], вспыхнувший на первой выставке Послеродового протокола в лондонском Институте современного искусства в 1976 году.