Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

Теперь нам известно, как электричество может восстанавливать сердечный ритм при различных аритмиях, чреватых летальным исходом. У врачей появились аппараты, которые пускают электричество под определенным напряжением и в определенной последовательности, чтобы купировать хаотичное биение сердца. Несмотря на применение дефибриллятора, сердце Каспера продолжало лихорадочно сокращаться, как это делают миллионы других сердец с распространенными аритмиями, например фибрилляцией предсердий. Чтобы помочь таким пациентам, врачи должны использовать электричество не просто в качестве кнопки сброса. Им необходимо отчетливо представлять сложную электрическую схему сердца и то, какие сигналы следует убрать, а какие, наоборот, добавить. Им нужно было прочитать ЭКГ кита, записанную Фрицем Мейлером.

Надо сказать, у кита удивительна не только ЭКГ, но и сама физическая структура его сердца. К 2019 году технологии подводных исследований значительно продвинулись вперед и уже не имели ничего общего с клубком проводов, которым приходилось оперировать Мейлеру и Уайту. Калифорнийским ученым удалось прикрепить беспроводной датчик к синему киту. Во время погружений более чем на 180 метров частота его сердечных сокращений на протяжении 15 минут снижается до двух ударов в минуту. Это минимальная зарегистрированная частота сердечных сокращений среди животных. Как только кит всплыл на поверхность, его пульс вернулся к нормальным показателям – 30 ударам в минуту.

Как тридцатитонное тело кита получает достаточно крови при таком редком биении сердца?

Исследователи обнаружили значимые адаптации, коснувшиеся его аорты. Изменения в ее структуре кардинальным образом повлияли на то, как кровь вытекает из сердца. Воспроизведение моделей кровотока синего кита позволило Касперу, подключенному к аппарату искусственного кровоснабжения, выжить, а также подарило величайшему уэльскому хирургу Брайану Рису дополнительные три года жизни, несмотря на отсутствующий пульс.

Рожденный в том же промышленном городке, что и я, Рис был выдающимся человеком. Когда я повстречал его, будучи еще студентом, у него было крепкое рукопожатие и звучный голос. Хирургические навыки Риса считались легендарными. Его умелые руки спасли множество жизней и забили не один гол. Бывший хукер[68], построивший спортивную карьеру во время учебы в Кембридже, принес Уэльсу три награды на Кубке пяти наций 1967 года. В операционной, как и на поле, он был максимально сосредоточен, и коллеги описывали его как «грозного, но одновременно очаровательного, остроумного и очень веселого» человека. К 2000 году Рис стал ведущим хирургом‑онкологом крупнейшей университетской больницы Уэльса и был награжден Орденом Британской империи за заслуги в медицине. Он был воплощением человечности и страсти и внес заметный вклад в английскую медицину, основав учебный центр лапароскопической хирургии. Чем меньше швов оставляет после себя хирург, тем лучше. Спустя двадцать лет после окончания учебы мы снова с ним встретились и, можно сказать, поменялись ролями. Брайан Рис сильно изменился.

Однажды холодной зимней ночью Рису стало плохо, и его привезли в кардиологическое отделение больницы, где я работал. Это была моя первая ночная смена в должности врача‑консультанта ОРИТ, и я надеялся, что она пройдет спокойно. В панике мне позвонил молодой врач и попросил помочь ему со сложным пациентом с сердечной недостаточностью.

– Да, кстати, он, видимо, раньше работал в больнице, – невзначай обронил коллега.

– Любопытно, – ответил я. – И как его зовут?

– М-м, Брайан…Брайан Рис.

Черт возьми, подумал я. Не на такую первую смену я рассчитывал.

Время пишет историю на человеческих лицах и руках. Лежавший в постели тяжелобольной Рис был ровно таким, как я его помнил, и при этом совсем другим. Показатели, отображавшиеся на цветном мониторе у изголовья койки, были хуже некуда. У Риса держалось предельно низкое артериальное давление, сердце билось хаотично, а содержание кислорода упало до критического уровня.

Тем не менее стоило мне представиться, как Рис открыл глаза, и в его взгляде мелькнул знакомый огонек. Он протянул руку, которой довелось держать руки тысяч пациентов за годы, посвященные медицине. Его рукопожатие было таким же твердым, как и прежде. У Риса развилась тяжелая сердечная недостаточность, с которой мы ничего не могли сделать. Добираясь домой из больницы, я думал о том, что дни Риса сочтены. Я готовился к тому, что скоро его не станет.