Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

Итак, 180‑килограммовое сердце 30‑тонного кита имеет 55‑сантиметровый мышечный «провод», соединяющий верхнюю часть сердца с нижней. Пройти это расстояние импульс должен за 1,5 секунды. Тем не менее интервал PR на ЭКГ, полученной Мейлером, составил всего 400 миллисекунд. Сердце кита в шесть раз больше сердца слона и в тридцать раз больше сердца лошади, но интервал PR у всех них одинаковый. Мейлер и Уайт были правы: область, ныне известная как атриовентрикулярный узел, была не просто ретранслятором. Это был центр управления, работу которого мы могли корректировать.

Благодаря увлеченности делом и знаниям, переданным от синего кита к Уайту, а от того – Фрицу Мейлеру и другим кардиологам, в 1981 году доктор Мелвин Шейнман сделал нечто удивительное. Сжигая крошечные участки в центре управления сердца с помощью высоковольтных проводов, пропущенных через тело пациента, Шейнман вылечил бывшего калифорнийского нефтяника от аритмии. Вскоре появились новые, более совершенные и безопасные процедуры. Опираясь на эти знания, врачи настроили сердечный ритм Каспера с помощью электричества, пропущенного через кожу. По сути, они провели ту же процедуру, что была впервые опробована на лондонской мостовой более двух веков назад, в 1774 году.

Любые истории заканчиваются: какие‑то плохо, какие‑то хорошо. Брайан Рис, мой учитель, звезда регби, хирург и человек без пульса, продлил свою жизнь до 2021 года с помощью синего кита. После его смерти на страницах газет спортсмены, уэльские певцы, пациенты и политики печатали некрологи и благодарности, отдавая дань уважения одному из лучших людей мира.

История Каспера и его друзей еще не дописана. В феврале 2011 года дети один за другим возвращались с того света. Каспер был первым. Его тело согрелось, кровь, насытившись кислородом, приобрела привычный красный оттенок, а сердце успокоилось. Родители в зале ожидания кричали от радости, когда врачи сообщили, что Каспер пришел в себя. В тот день все семь подростков вернулись к жизни – это самое большое число людей, воскреснувших после клинической смерти.

Однако жизнь подростков только начиналась. Их всех вместе направили в реабилитационный центр. Процесс восстановления был долгим и сложным. У многих детей наблюдались признаки повреждения головного мозга: сильная слабость, боль и онемение конечностей. Маленькая деревянная модель велосипеда, стоявшая на полке за спиной Каспера во время нашего разговора, напоминала о том времени. Когда он наконец смог пошевелить руками, он повернул колесико ручного велосипеда. Отец был рядом с ним и наблюдал за происходящим. Каспер потихоньку возвращался к жизни.

Некоторым детям пришлось провести ампутацию. Исследования того, как рога прикрепляются к черепу оленя (помните наскальный рисунок северного оленя, которому 20 тысяч лет?), могут оказаться полезны. Ветеринары‑новаторы уже вводят в свою практику установку собачьих протезов, имплантируемых прямо в кость. Они постепенно вытесняют приспособления, что крепятся к мягким тканям животного. Между выжившими детьми установилась особая связь, и шестеро вместе окончили школу и вернулись к нормальной жизни, что бы это ни значило. К несчастью, один из подростков, друг Каспера, утонул в Южной Америке через пять лет после инцидента.

Боясь повторить судьбу друга, Каспер, не умевший плавать на момент трагедии, попросил о помощи тренера по плаванию и по совместительству свою школьную любовь. Вернувшись домой с турецкого побережья, Каспер, который утонул и спасся благодаря морским обитателям, стал чувствовать себя как рыба в воде.

– Теперь мне нравится плавать. Вода была добра ко мне, – говорит он с пиратской ухмылкой, скромно опустив взгляд.

Подземье

Мы издавна прятали под землю то, чего боимся и хотим потерять, а также то, что любим и желаем спасти.

Роберт Макфарлейн

Глава 14 Один в тумане

Открыв дверь, я очутился в помещении, наполненном скорее теплыми воспоминаниями, нежели грустью. От стола к столу передавали фотоальбом, старые снимки рассказывали о мгновениях счастливо прожитой жизни. Я отыскал свободный стул, чувствуя себя крайне неуклюжим в неудобном черном костюме. В кармане моего пиджака лежал старый буклет, оставшийся с последних похорон. Окинув взглядом комнату, я увидел родственников, которых не мог узнать, друзей, с которыми меня ничего не связывало, и коллег, с которыми никогда не работал. Зачем я вообще пришел на похороны того, с кем был знаком всего лишь год? Почему я решил посетить похороны пациента впервые с тех пор, как стал врачом?