Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

Ловкость языка значит гораздо больше ловкости рук. К сожалению, коронавирус украл у нас личный контакт в тот момент, когда мы особенно в нем нуждались. Мне приходилось сообщать плохие новости по телефону, и молчание в трубке можно было принять за прерванную связь.

Я по личному опыту знаю, что даже знакомый рингтон в телепередаче может вызвать панику, когда вы ждете новостей из больницы. Поэтому я стараюсь начинать разговор с родственниками словами: «Не волнуйтесь, все в порядке». Но не в этот раз. Иначе я бы солгал. Новости действительно были плохие. Худшие.

– Мне очень жаль, что я говорю вам это по телефону, но…

Звонок заканчивается тихими рыданиями.

Мы обещаем держать пациента за руку. Включить его любимую песню. Передать ему, что близкие его любят. Любили. В прошедшем времени, потому что его вот‑вот не станет. Мы все носители COVID-19: он не на коже, но в голове и в сердце. Он украл у нас возможность быть рядом, касаться, видеть друг друга и возвращаться домой в компании любимых людей.

Я рос в долинах Уэльса и до шестнадцати лет изучал гэльский язык. Я могу спеть национальный гимн на матче по регби и говорю с сильным валлийский акцентом, но, к своему стыду, не владею свободно валлийским языком. К счастью, язык современной медицины дался мне гораздо легче. Значительная часть моего обучения заключалась в штудировании мертвых языков, которыми я никогда не смогу воспользоваться за пределами больницы. Сегодня я знаю многие слова из древнегреческого и могу бегло говорить на латыни, если, конечно, этот разговор касается анатомии. Возможно, поэтому беседы на трудные темы становятся предметом жалоб со стороны пациентов или их семей. Когда вы сообщаете плохие новости, ваш разум говорит на одном языке, а рот – на другом. Мне кажется, что у меня по поющей птице на каждом плече: одна щебечет на медицинском, а вторая – на человеческом.

Дороти была не первой шимпанзе, показавшей нам первоисточник околосмертных ритуалов и практик, укоренившихся в человеческой культуре. Многие люди писали о том, как после смерти сородича шимпанзе ходят вокруг бездыханного тела, нюхают его, прикасаются и передвигают. Матери на протяжении нескольких недель или даже месяцев могут повсюду носить с собой мертвого детеныша, продолжая его оберегать. Иногда они продолжают ухаживать за ним до тех пор, пока его тело не начнет разлагаться до такой степени, что станет неузнаваемым.

Бабуины после смерти товарища обращаются за помощью к друзьям. Биолог Энн Энг, исследовательница из Пенсильванского университета, описывает, как бабуин Сильвия нуждалась в обществе своих друзей, когда ее дочь загрыз лев. Бабуины реагируют на тяжелую утрату так же, как люди: в их крови повышается уровень гормонов стресса, в том числе кортизола. Животные борются с этим, расширяя сеть социальных контактов и уделяя больше времени грумингу.

«Как и люди, бабуины полагаются на друзей, которые помогают им справиться со стрессовыми ситуациями», – говорит Энн.

Подобное поведение характерно не только для приматов. Слоны живут большими семьями, внутри которых царят свои порядки и обычаи. Они лечатся растениями, защищают людей и животных и даже создают произведения искусства. Удивительно, но слоны даже умеют рисовать. Слониха Каришма пишет картины в зоопарке, неподалеку от английского города Данстэбл. Раз в год, во Всемирный день защиты слонов в зоопарках, все желающие могут полюбоваться ее шедеврами.

Исследователь Мартин Мередит описал в своей книге типичный ритуал, последовавший за смертью предводительницы стада южноафриканских слонов:

«Вся семья умершей слонихи‑матриарха, включая слоненка, нежно касалась хоботами тела, пытаясь его поднять. Все стадо слонов громко трубило. Было заметно, что слоненок плакал и издавал звуки, похожие на крик. Затем слоны начали забрасывать тело листьями, грязью и обломанными ветвями деревьев, чтобы его прикрыть. Следующие два дня они провели, стоя над телом в полной тишине. Периодически они отходили, чтобы поесть и попить, но всегда возвращались».

Обнаружив труп слона, все члены стада осторожно дотрагиваются хоботом до костей или тела. Они ведут себя очень тихо и укрывают тело листьями и травой. Известно, что семьи остаются с почившими сородичами в течение нескольких недель после их смерти и часто возвращаются на могилу. В Кении слон, затоптавший женщину и ребенка, остановился, чтобы похоронить их.

В воздухе животные тоже прощаются.

Сороки – единственные птицы, способные узнавать себя в зеркале.

Доктор Марк Бекофф из Колорадского университета говорит, что сороки «скорбят и проводят похороны». Он описал, как семья из четырех сорок повела себя после смерти сородича: «Одна сорока приблизилась к телу, осторожно коснулась его клювом, как слон касается хоботом тела умершего слона, и отошла. Другая сорока сделала то же самое <…> Затем одна сорока принесла немного травы и положила ее рядом с телом. Так же поступила и другая. Все четыре птицы постояли рядом еще несколько секунд и улетели».