Одна отдельно счастливая жизнь

Или вот еще один, более комичный момент. У меня был один друг, бакинский армянин Боря Акопов. Однажды ему дали увольнение домой на праздник 1 Мая. Он уехал накануне, а меня пригласил на следующий день, оставив адрес: Арменикенд, Вокзальная, 20. На следующий вечер я приехал к нему в Арменикенд на трамвае. Но доставая листок из кармана, как-то его измял и прочел: “Вокзальная, 2”. Захожу – типичный южный дом, внутри галерея на втором этаже, люди сидят пьют, едят, отмечают праздник. Спрашивают: “Солдат, ты к кому?” – “К Акопову Боре”. – “А, к Боре! Хорошо! Садись за стол, сейчас за его мамой сбегаем”. Сел, все радостно приветствуют, знакомятся, чокаются, подкладывают шашлык. Приходит женщина: “А вы что, остались служить?” – “Нет, я свои три года дослуживаю!” – “А Боря ведь демобилизовался в том году”. – “Как так, я вчера с ним расстался”. Все в недоумении, но меня не отпускают. “Подожди, солдат, не уходи, есть еще один Акопов Боря, сейчас маму позову”. Уходит эта мама, приходит другая. “Ой, как хорошо, вы с Борей служите, как он там? Что-то уже две недели не пишет!” – “Извините, а где он служит?” – “В Киеве”. – “Ошибка, простите! Мой друг Боря Акопов в Баку служит, в Перекицкуле”. Я начинаю вставать, хочу уйти, как-то неловко. Женщины говорят: “Есть еще один Акопов Боря, правда, он по паспорту Роберт. Он школу заканчивает, в армию только осенью пойдет. Не подойдет вам?” Мне становится смешно, а между тем время идет, и мы все пьем, мне все подливают, перешли на коньяк, и встать становится трудно. Все-таки я встал, раскланиваюсь, говорю: “Спасибо, до свидания!” И тут мужчины заголосили: “Слушай, ты нас обижаешь! Скоро вечер, куда ты пойдешь? Оставайся, какая разница, Боря – не Боря! Главное, ты друг Акопова, а у нас тут Акоповых полдома!” Ночью еще хаш варили, спать не ложились, а утром под хаш еще долго пили и пели армянские песни. Вечером, возвращаясь через весь город на трамвае, встретил наконец своего Акопова Борю.

Все когда-нибудь кончается; кончились и эти долгие три года. Вернулся в Москву за день до экзаменов в Суриковский институт. Как-то успел сдать документы – пошли навстречу. Экзамены сдавал как в бреду. Но все-таки взяли – на графический факультет. Надо было снова встраиваться в новую среду, и более того – в новое время, которое убежало лет на десять вперед.

Профессия – художник 1958–1988

В гостях у Юрия Либединского

После XX съезда, когда матери вернули партбилет и стаж в КПСС “с марта 1918 года”, она вступила в Литературное общество старых большевиков, где вскоре была избрана ответственным секретарем. Она очень этим гордилась и всячески старалась оправдать “оказанное доверие”. Помню, я только пришел из армии, и вдруг она договорилась о встрече с председателем Литературного фонда Юрием Николаевичем Либединским, чтобы передать ему письмо от Общества с просьбой о путевках в дома творчества писателей для заслуженных членов этого самого общества. В тридцатые годы у них были какие-то общие знакомые. Видимо, поэтому Либединский назначил встречу у себя дома, в Лаврушинском. Неожиданно мать заболела и, чтобы не срывать важное дело, послала с этим письмом меня. Я уже бывал в этом доме у Валентина Катаева, у Е. Э. Блок и даже однажды – у самого Александра Фадеева.

Либединский оказался добродушным и мягким человеком, принял меня в своем кабинете, угощал чаем. Я взял с собой (для автографа) новое издание его самой знаменитой повести “Неделя”, благодаря чему возник литературный разговор. Кроме того, я принес ему несколько последних своих акварелей. Он сказал: “Пейзаж средней полосы России вы хорошо чувствуете, а были ли вы где-нибудь еще в Союзе, например на Кавказе?” Я говорю: “Не только был, но только что три года там отслужил в армии”. – “А что же вы не пишете тамошнюю природу, горы, аулы? Вам надо расширять свой диапазон, ездить по Союзу, искать темы!” Я был очень удивлен, но задумался. Юрий Николаевич сказал: “Звоните, заходите, мне было интересно”. Через какое-то время отмечался юбилей Либединского, о чем я услышал по радио. Я позвонил его поздравить, сказал, что хотелось бы сделать маленький подарок. Он очень просто сказал: “Вот вы завтра вечером и заходите”. В подарок я принес акварель на стихи Есенина. Нашел даже рамку со стеклом, упаковал. Но когда вошел, понял всю смехотворность своих усилий. Вся квартира была завалена цветами и коробками, винными грузинскими кувшинами, кубачинской посудой, горскими кинжалами и бурками, блюдами винограда и персиков, армянскими коньяками.