Одна сотая

Я вышелъ на улицу такимъ маленькимъ, пришибленнымъ, какъ будто у меня убыла половина моего роста, зато выросъ огромный горбъ за плечами. Я такъ и чувствовалъ, что иду сгорбившись, ноги мои отяжелели, какъ будто на нихъ были нацеплены кандалы. Когда я возвратился въ свою роскошную квартиру, то первьмъ деломъ обругалъ лакея-немца, который, какъ я зналъ, жестоко меня обкрадываетъ, потомъ разбиль въ мелкiе куски японскую вазу, за которую несколько дней тому назадъ заплатилъ баснословныя деньги, и одинъ видъ которой приводить меня въ безумiе. Обе эти вспышки были очень глупы, я отлично знаю объ этомъ, но я былъ такъ потрясенъ, что самъ не сознавалъ, что я делаю, и чувствовалъ потребность выместить на людяхъ и вещахъ бешенство, которое клокотало во мне.

Къ счастью, въ то время я былъ еще при деньгахъ и на следующiй день выслалъ въ глухой городокъ такую сумму денегъ, о которой вдова, конечно, никогда не смела мечтать. Это немного успокоило меня, хотя потомъ въ течение несколькихъ дней я серьезно подумывалъ, не возвратиться ли мне домой и не засесть ли въ своихъ владенiяхъ…

Но тутъ подоспели различныя обстоятельства, и я забылъ, а съ этимъ человекомъ…

Докторъ, вы слышите? Разве здесь есть еще кто-нибудь, кроме насъ двоихъ? Тамъ, въ углу комнаты, за моею кроватью, кто-то произнесъ: «бездельники!» Не спорьте! я ясно слышалъ. Да и какъ не слыхать? Глухи вы, что ли, потому что это слово, такъ произнесенное, обладаетъ настолько большою силой, что если бъ изъ него сковать молотъ, то этииъ молотомъ можно было бы разбить какую угодно скалу. Такъ вы не слыхали? Галлюцинация слуха, говорите вы? А, пожалуй. У меня она не разъ бывала. Теперь я уже ничего не слышу, но какъ мне грустно, грустно!

V

Два дня я уже не разговарнвалъ съ вами ни о чемъ, кроме моихъ недуговъ, съ которыми вы такъ искусно справляетесь. А вы, действительно, чувствуете себя счастливымъ, по крайней мере довольнымъ, когда уменьшаете человъческiя страданiя, а порою, случайно, и совсемъ побеждаете ихъ? Да? Ну, конечно! Отчего я не учился медицине? Я былъ бы теперь, какъ и вы, здоровъ и самое меньшее — доволенъ. Но все это пропало, значить и разговаривать объ этомъ нечего. Я раньше, вы позже, — оба мы кончимь одинаково.

Не отъ чего приходить въ отчаянiе: все — суета суетъ. А о томъ, что все — суета суетъ, я подумалъ въ первый разъ спустя два года после разсказанной мною исторiи и тотчасъ же после выходки, которую я устроилъ съ моею достойнейшею и, какъ я отлично знаю, богатейшею тетушкой, после выходки, отъ которой весь Парижъ хохоталъ до слезъ.

Проболтавшись летомь въ Ницце и Монте-Карло, зиму я проводилъ въ Париже, потому что, кроме другихъ делъ, меня приковывала къ нему танцовщица Роза, — я былъ ея счастливымъ, хотя только временнымъ обладателемъ. Это была прославленная и возбуждавшая удивление столицы мира игрушка, вещь, всегда остающаяся въ обладанш того, кто давалъ больше, — весь вопросъ сводился только къ цифре. Я концомъ пальца начертилъ на ея беленькой ладони наивысшую цифру, а прочие кандидаты даже пожелтели отъ зависти. Я самъ не знаю, что мне больше нравилось: стальной ли носокъ танцовщицы, или пожелтешия отъ зависти лица моихъ друзей.

Что вы говорите? Вы спрашиваете о той, объ итальянке? Неужели и я былъ бы такимъ же наивнымъ, если бъ изучалъ медицину? Если такъ, то радуйтесь, что я не дошелъ до этого. Итальянка сама по себе, а Роза сама по себе. Та проплыла, эта приплыла… какъ ласточки, у каждой изъ которыхъ есть своя весна и своя осень.

Наши дела съ Розой тоже уже приближались къ осени, и, представившись въ ея обществе всему большому свету, я начиналъ чувствовать себя пресыщеннымъ счастьемъ и славой, но вдругъ въ Парижъ соизволила прибыть моя тетушка. Вы ее немного знаете. Олицетворенное величие, не правда ли? Более близко знакомые съ нею знаютъ, что языкъ у нея злой. Она и говорить такъ, какъ ходитъ: величественного злостно. Хроника света объ ея молодости занесла на свои страницы несколько строчекъ, и тетушка подъ старость изо всей силы старается стереть ихъ крыломъ строжайшей добродетели. Видъ дюжинный и, при всей своей дюжинности, антипатичный. Впрочемъ, мы питали другъ къ другу взаимную антипатию, начало которой лежало, кажется, въ томъ, что если бы не мое появление на светъ, то тетушка, при отсутствии наследниковъ въ мужской линии, унаследовала бы имущество своего брата, а моего отца.

Вы делаете замечанiе, что она и безъ того очень богата, но разве жадность вы считаете исключительною особенностью бедняковъ? Напротивъ, напротивъ: l\'appetit vient en mangeant, а долговременная поддержка на поверхности земли такого величия, какъ моя тетушка, влечетъ за собой не менышя издержки, чемъ кратковременное существование такого ветрогона, какъ я.