В ветвях кипариса над нашими головами послышался какой-то шум и возня, и мы дружно вскинули головы. На трех самых больших ветвях сидели воро́ны – по четыре на каждой. Черные крылья маслянисто поблескивали в неярком дневном свете, в больших круглых глазах отражалась листва, болота, весь мир.
– Двенадцать… – прошептала я. – Двенадцать ворон. В колыбельной упоминается только о десяти.
Анджело вопросительно посмотрел на меня, и я пояснила:
– Матильда часто поет Бутси на ночь старинную колыбельную, в которой говорится о воронах… – И я стала негромко напевать. Сначала я промурлыкала только мотив, чтобы вспомнить слова, потом запела, копируя интонации Матильды:
– Не очень-то веселая колыбельная, – заметил Анджело.
– Не очень, – согласилась я. – Впрочем, большинство колыбельных почему-то довольно мрачные. Взять хотя бы «Трех слепых мышек», которым хозяйка дома отрезала хвосты ножом…
Опустив голову, Анджело некоторое время катал на ладони крошечное колечко.
– Ну ладно, мне пора идти. Никому не говори, что я здесь был и что ты сама готовишься к отъезду. Жди, пока я не пришлю человека с кольцом… – Он немного помолчал, пристально глядя мне в глаза. – Если Джону будет угрожать непосредственная опасность, я сразу дам тебе знать, и тогда будь готова действовать немедленно…
Я кивнула – на этот раз гораздо более уверенно.
– Хорошо.
– В таком случае до свидания, Аделаида. Надеюсь, мы еще увидимся… в более благоприятных обстоятельствах.
– Я тоже надеюсь. – Я крепче прижала Бутси к себе. – Спасибо, Анджело. Ты сам очень хороший человек.
Повернувшись, Анджело быстро пошел в обход дома по направлению к парадному крыльцу. Я чуть было не окликнула его, чтобы спросить, как вышло, что он подарил изумрудные сережки Саре Бет, а не своей невесте, но вовремя опомнилась, вспомнив слова подруги: «Никогда не задавай вопросов, ответы на которые могут тебе не понравиться».
Я смотрела ему вслед, пока он не исчез за углом дома. Потом мое внимание привлекло хлопанье крыльев у меня над головой. Я подняла взгляд и увидела, что семь из двенадцати ворон слетели на задний двор и стали ковыряться в земле в поисках червяков, которых выгнала из подземных нор вода. Вокруг неожиданно потемнело, тяжелые дождевые тучи набежали со всех сторон и закрыли солнце.
Забросив книгу и одеяло в коляску, я быстро пошла к дому, держа дочь на руках и таща коляску за собой. Когда я подходила к заднему крыльцу, с неба упали первые крупные капли дождя, они отвлекли мое внимание, и я не сразу заметила человека, который стоял за противомоскитной сетчатой дверью и внимательно наблюдал за мной.
Это был мой кузен Уилли. Сначала я хотела спросить, почему он оказался дома в разгар рабочего дня, но потом передумала. В выражении его лица было что-то такое, от чего у меня по спине пробежал холодок. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга сквозь дверную сетку, потом по козырьку крыльца загрохотал ливень, и Уилли, по-прежнему не говоря ни слова, распахнул дверь и отступил в сторону. Прежде чем я успела попросить его помочь мне завезти в дом коляску, он круто развернулся на каблуках и скрылся в кухне.
Прошло почти две недели, а от Анджело не было никаких вестей. Две недели я почти не спала по ночам и очень мало ела. Бутси тоже стала беспокойной и капризной, и я впервые задумалась, как некоторым матерям удается скрывать свои переживания от детей. Лично мне казалось, что мы с Бутси буквально настроены на одну волну и что малышка чувствует то же самое, что и я, хотя знать, в чем дело, она, конечно, не могла.
О визите Анджело я, естественно, никому не сказала. Даже Джону. Похоже, мы оба умели неплохо скрывать друг от друга неприятную правду. Джон, впрочем, был слишком занят какими-то своими делами, поэтому не заметил даже, что на пальчике Бутси больше нет золотого кольца. Его исчезновение заметила только Матильда, но когда она спросила меня, куда подевалось кольцо, я сказала, что убрала его до тех пор, пока девочка немного не подрастет. Матильда, однако, видела, как я разговаривала с Анджело, значит, она вполне могла увидеть, и как я отдала ему кольцо, так что, скорее всего, служанка