– Для вас, женщины, тоже найдется дело. Собирайте понемногу вещи, а главное – слушайте внимательно. Как только услышите пожарную сирену – а это сигнал, что дамбы прорваны, – сразу бегите к нашему охотничьему домику, как мы и договаривались. Там высоко, вода туда не дойдет, только не возитесь и не мешкайте. Вода в реке поднялась очень высоко, поэтому если дамбу прорвет, в городе будет вторая Ниагара. Чтобы спастись, у вас будет от получаса до трех часов – в зависимости от того, как далеко от Индиэн Маунд произойдет прорыв.
Я слушала его и кивала, все крепче прижимая Бутси к себе. Пожалуй, только сейчас неизбежное наводнение стало для меня реальным. До сегодняшнего дня меня куда больше волновали другие проблемы, и о реке, готовой каждую минуту размыть и прорвать земляные дамбы вдоль берегов, я думала не так уж и часто.
Потом дядя вплотную занялся омлетом, а я поднялась наверх, к Джону. Он был уже в сапогах и охотничьих бриджах, но в белой сорочке с нарукавниками, в которой он обычно работал в ювелирной лавке. Когда, все еще с Бутси на руках, я вошла в нашу комнату, он плотно закрыл дверь и крепко прижал меня к себе. Несколько мгновений мы трое просто наслаждались теплом и чувством близости друг к другу; не знаю, как Джон, а я и думать забыла о наводнении, грозившем нам гибелью. Наконец я подняла голову.
– Анджело…
– Я знаю. – Джон поцеловал в лоб сначала меня, потом Бутси.
– Кто мог его убить?
Он покачал головой.
– Джон, – с горячностью заговорила я, – мы должны уехать из Индиэн Маунд. Две недели назад я виделась с Анджело – он специально приехал из Нового Орлеана, чтобы нас предупредить. Он сказал, что мы обязательно должны уехать и что он все приготовит…
Джон слегка отстранился и посмотрел на меня пристально и внимательно.
– Ты мне об этом не говорила.
– Не говорила, потому что
– Не говори так, Аделаида! Анджело все равно не вернуть, а мы… – Джон тоже закрыл глаза и глубоко вздохнул. – Да, Анджело был прав: я бы не согласился. Даже после того, как я с ним порвал, даже после того, как я сам убеждал тебя переехать в Миссури, я… Нет, наверное, даже ты не сумела бы меня уговорить.
Выпустив меня из объятий, Джон уронил руки вдоль тела и, отойдя к окну, стал смотреть на залитые водой поля, на превратившуюся в ручей подъездную аллею, на ушедшую под воду лужайку.
– Сейчас я должен пойти с твоим дядей, чтобы наполнять землей мешки. Когда я вернусь, мы с тобой решим, как нам добраться до Миссури, только… Ведь мы поедем туда только на время, правда? Только на время?..
Я никак не могла понять, кого он уговаривает: меня или себя.
– Мне страшно, Джон!
Развернувшись на каблуках, он шагнул ко мне и взял за руку, на запястье которой я носила часы.
– Ты помнишь, что написано на задней крышке? Я буду любить тебя вечно… Вместе мы все преодолеем, и когда мы оба станем седыми и старыми, мы расскажем нашим правнукам, какими отважными и сильными мы были когда-то.
После этого Джон быстро закончил одеваться, расцеловал Бутси в обе щеки и крепко поцеловал меня в губы.
– Я очень люблю вас обеих, – сказал он, и я увидела на лице Джона его прежнюю улыбку.
– Мы тоже тебя любим, – ответила я. – Будь осторожен.
Из окна спальни мы с Бутси смотрели, как трое мужчин отправились в путь – верхом, потому что для автомобильных колес грязь была слишком глубока. Джон, конечно, обернулся, чтобы помахать нам на прощание, а я помахала в ответ, но все это время я думала о нашем последнем разговоре с Анджело Берлини – о том последнем разе, когда я видела его живым, и о семи воро́нах, слетевших с кипариса на наш залитый водой задний двор.
Глава 43