Я лежал, испытывая одновременно печаль и счастье. Она запустила пальцы в мои волосы. В ее объятиях я чувствовал себя в полной безопасности. Я словно находился в чистом и святом убежище.
Она промурлыкала:
– Тутси, скажи что-нибудь.
Единственное, что я мог придумать, было:
– Ева, я люблю тебя.
Она вздохнула и больше не задавала никаких вопросов.
Я заставил Еву бросить свои танцы, и почти все дни мы проводили вместе. Я наслаждался ее обществом. Я никогда не думал, что смогу чувствовать себя довольным и счастливым с одной женщиной. Но теперь это было так. Мне нравилось покупать с ней одежду и все, что ей хотелось иметь.
Мы вместе ходили в театры, клубы, рестораны, на скачки. Чем больше я ее узнавал, тем больше испытывал к ней искреннего восхищения и уважения. У нее был своеобразный склад ума. Она ничему не удивлялась. Она везде чувствовала себя как дома. Она знала все на свете. Ко мне она относилась с нежностью и страстью. На других она смотрела немного свысока, и это было отличительной чертой ее характера. Мне нравилось, как она одевалась. В любом костюме она выглядела безупречно.
Меня мало волновала ее прошлая жизнь. Она тоже никогда особенно не интересовалась моей. Я настоял на том, чтобы она перестала носить свои нелепые резиновые подкладки. Она объяснила, что надевала их только ради работы.
В течение нескольких месяцев после поездки в Чикаго не происходило ничего важного. Потом мы получили известие, что Сальви и его партнер Вилли создают проблемы для профсоюза. Мы отправились в их штаб-квартиру в «Райский сад». Они вели себя вызывающе. Они не хотели ничего слушать.
Это произошло через несколько дней. Сальви полез на рожон. Он отправил в больницу Джимми, профсоюзного представителя, поранив его ножом для колки льда. Нам «предложили» избавиться от Сальви и его партнера.
Я должен был увезти Еву из города по двум причинам: во-первых, я не хотел, чтобы она оказалась как-нибудь замешана в мои дела в том случае, если бы операция с Сальви прошла не совсем гладко; во-вторых, ее присутствие действовало на меня слишком расслабляюще. Как-то раз она рассказала мне о своем доме и родителях, живших в Северной Каролине. Я дал ей две тысячи долларов и отправил ее навестить родных.
В тот же день мы отправились в «Райский сад», чтобы оценить обстановку. Заведение оказалось закрыто. На улице было слишком много прохожих, поэтому мы не стали взламывать дверь. Мы зашли в закусочную на углу и взяли себе сандвичи с картофельным салатом.
За едой я предложил:
– Косой мог бы съездить за Джейком и привезти его сюда вместе с отмычками.
– Верно, он поможет нам открыть эту чертову дверь. Мы подождем тебя здесь, Косой, – сказал Макси.
Косой недовольно проворчал, проглотил свой сандвич и вышел.
Через полчаса он вернулся вместе с Джейком Пронырой. На лице Проныры сияла широкая улыбка.
Мы вернулись вместе с Джейком к запертой двери.
Он вынул связку отмычек и приступил к работе.
– Эта чертова дверь закрыта изнутри, – прошептал Джейк. – В заведении кто-то есть.
Он вытащил перочинный нож и раскрыл тонкое длинное лезвие. Джейк стал ковыряться и ворочать ножом в замочной скважине. Мы услышали, как ключ упал на пол. После недолгих манипуляций с отмычками дверь открылась.
Когда мы вошли внутрь, Макс прошептал:
– Запри за нами, Джейк.
Внутри стояла кромешная тьма. Мы не видели ни зги. Я пошарил по стене в поисках кнопки или выключателя. Я нащупал на стене кнопку и шепнул об этом Макси.
Он сказал:
– Ладно, доставайте пушки.
Я нажал кнопку.
Вспыхнул свет. Мы стояли впятером в ярко освещенной комнате. Пять стволов смотрели в пол. В комнате царил хаос. На полу был распростерт Теодор по кличке Фэйри. Вокруг него разлилась лужа крови. Справа от него лежал Вилли Обезьяна. Его лицо было сильно избито. В кресле сидел Большой Майк с бейсбольной битой в руке. Я посмотрел на него внимательнее. Казалось, что он в стельку пьян. Я потряс его за плечо.
Он посмотрел на меня затуманенными глазами.
– Что случилось, Майк?
Макси потряс его снова.
Он ничего не отвечал. Он находился в шоке.
Макси отвесил ему хлесткую пощечину. Это привело его в чувство. Он выронил биту. Он начал плакать; крупные слезы потекли по его щекам. Плач перешел в рыдание.
– Как я мог? Как я мог ввязаться в этот ужас?
Слезы жалости к себе текли по его лицу. Он встал. Он посмотрел на нас.
– Я всегда был честным, законопослушным бизнесменом, пока не появился этот сухой закон. – Он снова залился слезами. – Я каждое воскресенье ходил в церковь. – Майк заломил руки. Рыдания заглушали его слова. – А теперь я связался с убийцами и гангстерами.
Слезы текли из него неудержимым потоком. Его широкие плечи сотрясались от горя.
– Хватит этого дерьма, – осадил его Макси. – Расскажи нам, что тут произошло.
Майк не отвечал.
Я сказал:
– Слушай, Майк, возьми себя в руки. Кто сделал это с Фэйри? Сальви?
Майк снова сел и начал бормотать: