– Послушай, Джон, бесполезно об этом говорить. Мы не заинтересованы. Мы не хотим ввязываться в это дело. Мы слишком заняты. Кроме того, мы собираемся на отдых.
Лицо Макси стало пунцовым.
– Какого черта ты тут раздаешь приказы? С каких пор ты стал главным? – Он перегнулся ко мне через Бетти, глядя на меня с вызовом. Я опешил, не ожидая от него такой реакции. – Ты стал слишком высоко задирать нос, Лапша. Если иногда тебе приходили в голову хорошие идеи и я к ним прислушивался, это еще не значит, что каждое твое слово здесь закон.
Бетти ущипнула Макси за бедро. Ее смех стал последней каплей. Вот сучка, она смеялась мне прямо в лицо.
Я встал. Я перегнулся через стол с таким же вызывающим видом, как Макс, и сказал:
– Ладно, ты здесь босс. Им и оставайся. Но только не со мной. – Я повторил это ему в лицо. – Один или с двумя другими идиотами, – я имел в виду Патси и Косого, – но не со мной.
Мы встали, глядя друг на друга, как два бойцовых петуха.
Джон нарушил повисшее молчание:
– Это слишком большое дело, чтобы от него отказываться. Бабок хватит на всех.
Я повернулся к нему и прошипел:
– Послушай, ты, паршивый ублюдок, один раз я уже чуть не перерезал тебе глотку. Еще одно поганое слово из твоего вонючего рта, и я это сделаю. Я перережу горло вам обоим, тебе и твоей поганой шлюхе.
Я почувствовал, что еще минута, и я уже не смогу отвечать за свои поступки и слова. Я развернулся и ушел из зала.
Глава 42
В ту же ночь я упаковал два чемодана и едва успел на последний рейс в Майами. Я позвонил Еве в Северную Каролину. Она взяла билет на следующий день. Я провел счастливейшее время в своей жизни: две недели купания, солнца, тихого блаженства и покоя.
Возвращаясь на север, я завез Еву домой. Я оставил ей пять тысяч долларов и сказал, чтобы она ничего не делала, пока не получит от меня известий. Я был в нерешительности. Я не знал, что мне делать – бросить все и уйти на покой или придумать что-нибудь другое.
Прибыв в Нью-Йорк, я оставил вещи в гостинице и поехал на такси прямо в «Райский сад». За стойкой стоял Шмули.
Я спросил:
– Где Макс?
Он удивился:
– Разве ты не знаешь, Лапша? Макси продал заведение мне.
– Я не знал, я был в Майами.
– Да, это видно по твоему загару, – заметил он.
Мы немного выпили, и я взял такси до «Толстяка Мо».
Я отпустил машину на углу Деланси– и Бауери-стрит. Я по-прежнему не знал, что делать. Я быстро зашагал по Деланси-стрит, продолжая колебаться и спорить сам с собой. Я только что прибыл из страны мира, радости и чистоты, где все было пронизано свежестью и солнцем, где со мной находилась нежная, очаровательная, понимающая женщина, с которой я чувствовал себя полностью расслабленным.
Теперь я оказался на Деланси-стрит. Инстинктивно я весь напрягся. Я нащупал кнопку на ноже в кармане. Я бросал испытующие взгляды на всех прохожих. Я был насторожен и натянут, как струна. Я надвинул на глаза поля шляпы. Воротник моего плаща был поднят. Ко мне вернулся высокомерный и грозный вид. Я был Лапша Нож с Деланси-стрит.
Спорить с этим бесполезно. Я – Лапша. Это моя жизнь, и тут ничего не поделаешь. Я был как хищный зверь, которому на время захотелось стать ягненком и попрыгать на солнышке и по зеленой травке.
Я рассмеялся. Какой же я был шмак. Я вел себя как полный идиот. Думал, что смогу жить спокойной жизнью, в которой один день похож на другой. Но моя настоящая жизнь здесь. Незачем себя обманывать. Я должен жить тут, в Ист-Сайде, на зловонной и кишащей людьми Де ланси-стрит. Не для меня теплое золотое солнце, чистый песок и ленивое безделье. Я принадлежу к другому миру.
Даже если бы я захотел его покинуть, разве эти люди приняли бы меня? Ни за что. Я заклеймен. Мы все заклеймены. Посмотрите, как они сторонятся, когда я прохожу мимо. Жмутся к другой стороне улицы. Освобождают мне дорогу. Они боятся. Они не верят мне. Они шепчутся у меня за спиной.
«Он был плохим парнем; он и сейчас плохой; он всегда будет плохим. Плохой, плохой, плохой. Это Лапша Нож с Деланси-стрит. С ним надо быть поосторожней. Он человек безнравственный. Он вор. Убийца».
Что толку возражать? К чертям все это. У меня есть то, что мне нужно. Нож в кармане, револьвер под мышкой и презрение ко всем и ко всему, что признает закон.
Я вошел к Толстяку Мо. Они играли в карты. Макс едва поднял на меня голову.
Он пробурчал:
– Значит, отпуск у тебя закончился.
В его тоне звучала насмешка. Я ничего не ответил. Косой приветствовал меня дружеским кивком.
Патси сказал: «Привет» – и улыбнулся.
Я сел за стол и налил себе виски. Я вытащил из ящика оселок и стал точить нож. Никто со мной не разговаривал.
Я посмотрел на Макса. Господи, что у него был за вид! Я никогда не видел его в таком скверном состоянии. Он держал карты дрожащими руками. Его щеки глубоко ввалились. Под глазами висели мешки. А его глаза – господи, они были красными от крови! Такая перемена за каких-то три недели! Он выглядел выжатым и истощенным до предела.
Макс прервал игру и в ярости швырнул свои карты через всю комнату.