Однажды в далёком прошлом. Из рассказов Александра Ромашкина

— Ты пыль под копытами ханского коня! Сейчас ты умрёшь! Такова воля хана! Но наш хан милостив и ты можешь остаться в живых. Стань на колени и моли хана о величайшей милости — сохранить твою никчёмную жизнь! Если наш властитель решит так, то тебе будет оказана величайшая честь — ты будешь рабом хана, и ты будешь жить! На твой лоб поставят личную тамгу хана, и никто не сможет убить тебя без воли твоего хозяина.

Я тут полностью охренел! По-иному и не скажешь. Вы поймите — я человек 20 века, в нашем времени совсем иные отношения между людьми, хотя и рабство ещё не изжито, и ханы кое-где командуют. Но вот так откровенно и открыто мне предлагают такую высокую честь — быть рабом вот этого борова?! Да ещё обещают на лоб клеймо поставить! Обалдеть!

— Что молчишь, русак? Хан ждёт.

— Скажи хану… — и тут я сказал такое, что мне позавидовал бы любой алкаш, которого приводили к нам в отдел.

Эффект от моих слов оказался выше всяких ожиданий! Толмач, поперхнувшись, отскочил от меня, замахал руками. Хан прикрикнул на него повелительно, и тот, став даже не красным, а бурым каким-то, перевёл ему сказанное мной. И, видимо, без замалчивания и сокращений. Толстое лицо хана мгновенно покраснело, он вскочил, закричал что-то гневное неожиданно тонким голосом! Тотчас ко мне бросились его здоровенные телохранители с обнажёнными саблями. Но именно к этому я и готовил себя сегодня! Бросив в лицо одному из воинов разорванную верёвку, отчего он отшатнулся, зажмурив глаза, я влепил ему ногой по… мужскому достоинству. Он упал, как подкошенный, даже не вскрикнув. А второй, отвлёкшись на случившееся с товарищем, попался мне на захват и бросок. Он кубарем покатился по земле, а я, подхватив выпавшую у него из руки саблю, метнулся к обрыву и не раздумывая прыгнул вниз…

XII

Мне повезло, что под обрывом была большая глубина. Я успел глубоко вдохнуть перед тем, как река сомкнула у меня над головой свои волны. Уйдя под воду, я поплыл к другому берегу. Плыл, как мне казалось, долго, до звона в голове, боли в груди. Выныривая, я заранее выпустил из лёгких перегоревший воздух, поэтому смог сделать вдох сразу, как только голова показалась над водой, и тут же нырнул опять. Татарские стрелы вспенили воду рядом со мной. Одна даже царапнула мне плечо — словно обожгло руку! Но двигать этой рукой было не больно, значит не рана, а пустяк! А больше они в меня не попали ни разу! Раз за разом выныривая на поверхность, чтобы сделать очередной глоток воздуха, я замечал, что всё дальше удаляюсь от вражеского берега, и молил Бога (да, сразу научился молиться, несмотря на то, что комсомольцем был!), чтобы у татар не оказалось лодок! Слава Богу! Их у степняков не было!

Вскоре я чуть было не запутался в длинных, уходящих в туманную глубину, стеблях кувшинок, а ещё через минуту на меня упала тень растущих на берегу деревьев. Река здесь резко обмельчала, и я смог идти по дну — сначала по грудь в воде, с трудом раздвигая камыш, а потом по пояс, по колено…Выйдя на берег, я побежал в сторону города. Что интересно, трофейную саблю так и не бросил! Забыл про неё в горячке…

Городские ворота были заперты. Я забарабанил в них, и вскоре в окошко над воротами выглянуло бородатое лицо:

— Чаво колотисся? Хто таков будешь?

— От степняков ушёл. Пусти. К князю мне надо быстрее!

— Ишь, каков! Охолонь маленько. Не велено никого пускать. Вот ужо старшой придёт…

— Да ты что! Спятил, что ли совсем?! Не велено ему… Какой старшой?! Я из плена сбежал! Князю срочно нужно всё доложить! А ты не пускаешь! Бюрократ хренов!

— А ты не лайся! Много вас, чужаков, ходит. Не велено пускать! Посиди, обожди маленько.

Спорить было бесполезно, и я присел на камень у дороги. А между тем, как я понял, в городе знали о татарах. Слышались громкие голоса, грохот ссыпаемых камней, тянуло запахом горячей смолы, над стенами поднимался чёрный дым..

Но вот, наконец, ворота приоткрылись, и наружу выскользнули два воина в кольчугах, шлемах, со щитами и короткими копьями. Я встал, молча глядя на них. Они внимательно осмотрели окрестности, оглядели меня с ног до головы, и замерли рядом. Вслед за ними вышел человек, так же полностью одоспешенный, но без копья и щита. На левом боку, на перевязи, у него висела кривая сабля. Он подошёл ко мне и спросил:

— Кто будешь таков? Как кличут тебя?

— Свой я, русский. Зовут меня Александром, Сашкой.

— Я сотник из дружины князевой. Зовут меня Ильёй. Сказывай, с каким делом к князю пожаловал?

— От степняков вот ушёл. Князю хотел рассказать о том, что видел.

— Это дело доброе, похвальное. Князь тебя выслушает. Так что мешкать не будем, пойдём. Только ты сабельку-то отдай воину. Надо будет, так он вернёт её тебе в целости. Прокша, прими у гостя сабельку.

— Да, конечно, — я повернулся к дружиннику, стоявшему слева от меня, и протянул ему саблю рукоятью вперёд. — Вот, возьмите, пожалуйста.

Тот взял её, осмотрел всю, даже попробовал остроту лезвия на ногте, и, кивнув, сказал:

— Хорошая сабля, богатая. Немалого стоит. Такую и князю не зазорно носить.

Илья подошёл, оглядел оружие, и спросил у меня: