Однажды, в давние времена…

Пансионат «Алые паруса» имел, со слов заведующей, славную – и даже героическую – историю. Первые годы, наряду с передовиками производства, сюда нередко наезжало и высокое краевое начальство. А когда пришла война, в нём разместили фронтовой госпиталь, через который прошли сотни раненых бойцов Красной Армии. Потом полуразрушенное бомбёжками здание простояло несколько лет заброшенным, пока кто-то где-то не вспомнил о нём. Одно крыло снесли, другое подремонтировали – и пансионат зажил новой жизнью. Может, уже не столь щёгольской, как прежде, но всё же сохранив кое-какие остатки былой фешенебельности – просторные комнаты с «удобствами» в каждом номере и отдельный, закрытый для посторонней публики, пляж…

Облачившись опять в халат и намотав на голову полотенце, Катя постучалась к Кузнецову.

– Открыто, – раздалось из-за двери.

– Ваш фрак готов, сэр, – шутливо доложила она, зайдя к нему с парой плечиков. – Я в шкаф повешу?

– Да, конечно, спасибо большое.

– А почему у тебя голова сухая? Ты, что, в душе не был ещё?

– В душе? – на лице Кузнецова отразилось тревожное непонимание.

– Ну, обычно люди после поездки душ принимают. Хотя дело твоё, конечно…

– Да нет, нет, я схожу, обязательно, – забавно было смотреть, с какой поспешностью он пытается исправить промах. – Просто не успел ещё.

– Ну так давай, не тяни. А я пошла. Мне ещё надо волосы завить, причёску сделать, ногти накрасить, одеться, самой накраситься… Ну и прибираться закончить тоже – чтобы некоторые не злобствовали тут, – она показала ему язык. – Да, кстати, у меня фен есть, тебе не надо? Могу одолжить, как себе высушу.

– Фен? Зачем? У меня и так за полчаса сохнет.

– Хорошо тебе.

– Как будто кто-то постричься мешает…

– Не дерзи! – Катя шутливо погрозила ему пальцем.

– На вас не угодишь, – Кузнецов скорчил в ответ недовольную гримасу.

– Привилегия пола. Привыкай, большой уже мальчик.

Светские разговоры

Без минуты семь раздался стук в дверь.

– Кузнецов, ну что, готов уже?

– Входите, – Андрей захлопнул книжку и положил её на журнальный столик тыльной стороной вверх. – Давно уже. Сижу, вас жду.

– Ну как? – Екатерина Максимовна вышла на середину комнаты и стремительно крутанулась на каблуках.

На ней была розовая, без рукавов блузка с кучей рюшечек и переливающаяся зелёно-голубыми блёстками юбка до колен.

– Класс! А жемчуг это у вас настоящий?

– Речной. Бусы – бабушкины ещё, а серьги сама тем летом купила. Подходят, как считаешь?

– По-моему, да.

– Вот и мне так показалось. Так пошли? – она прикрыла дверь в свою комнату и направилась к выходу. – Нет, подожди. Подойди сюда, встань рядом.

Он остановился возле неё, и Екатерина Максимовна критически оглядела их отражение в большом, в полный рост зеркале.

– А знаешь, мы с тобой очень даже ничего вместе смотримся, – заключила она. – Вот теперь пошли.

Андрей пропустил её вперёд и запер за собой дверь.

– А предложить даме руку?

Он вопросительно взглянул на неё.

– Кошмар! И чему их сейчас только в школе учат, – Екатерина Максимовна картинно закатила глаза и схватила его под руку, увлекая к лестнице. – Ох, опаздываем, давай, скорей. Надо было тебе, как сам готов был, поторопить меня.

– Мне – вас?

– Ну да, конечно, – беззаботно ответила она, на удивление ловко цокая по мрамору босоножками на высоченной платформе.

Когда они вошли, все уже сидели за столами, две официантки заканчивали обносить публику шампанским. Выйдя на середину прохода, заведующая подняла свой бокал и произнесла длинный витиеватый тост, сводящийся, в конечном итоге, к «за знакомство». После чего столовая наполнилась невнятными отголосками разговоров и негромком стеклянным звяканьем. Андрей тоже чокнулся с Екатериной Максимовной и залпом выпил содержимое своего бокала. Пробовал он этот напиток в общей сложности третий раз в жизни, и опять он показался ему ужасной кислятиной. Зато учительница, похоже, была в полном восторге. Она отпила лишь маленький глоточек и блаженно прикрыла на секунду глаза ресницами. А открыв их опять, удивлённо взглянула на скривившегося Андрея.

– Тебе, что, шампанское не понравилось?

– Да кислое оно какое-то. Кислее даже, вроде, чем я раньше пил.

– Это потому, что раньше ты, наверное, полусухое пил. А это – брют.

– А что такое брют?

– Это значит, что сахара совсем почти нет.

– Оно и заметно…

– Так мне бы отдал, если не нравится.

– Так попросить надо было.

– И ты б опять решил, что это я тебя таким образом ущемить пытаюсь?

– Ну…

– Ладно, давай начинать, – взяла в руки нож и вилку Екатерина Максимовна. – Ты-то бездельничал, а я работала. И сейчас голодная, как волчица.

На ужин был бифштекс с яйцом и жареной картошкой. Андрей вспомнил, каких нервов стоило родителям заставить его научиться есть с ножом – «как положено культурному человеку». А так бы опять сел в лужу. Может, его сегодняшнее невезение наконец-то закончилось?

Некоторое время они сосредоточенно жевали, пока молчание не было нарушено довольно-таки неожиданным вопросом:

– Андрей, мы ведь с тобой помирились?

– Да, – он удивлённо посмотрел на учительницу. – А что случилось?