Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры

— Знаете, что мне в вас нравится? — неожиданно спросил Хилари. — Кроме вашей гениальности и приятной наружности? Отсутствие излишнего и избыточного декора. Вы — словно превосходное произведение искусства, притом одной из самых лучших, продуктивных эпох. Ей-богу, не будь Крессиды, я бы начал оказывать вам знаки внимания.

— И этим полностью вышибли бы меня из колеи, — с некоторым нажимом ответила художница.

— Вы не любите вступать со своими персонажами в личные отношения?

— Вы очень точно сформулировали мою мысль.

— Что ж, конечно… Я понимаю, — сказал Хилари.

— Отлично.

Хозяин усадьбы доел булочку, смочил салфетку горячей водой, вытер ею пальцы и отошел к окну. Усеянные розами занавески были задернуты, однако теперь он слегка раздвинул их и, прищурившись, всмотрелся в темноту.

— Снег все падает, — заметил он. — Дяде Блошке и тете Клумбе предстоит романтическое путешествие через торфяные болота.

— То есть, вы хотите сказать — они приезжают сегодня?

— А? Да-да, забыл вам сказать. Тот междугородный звонок из Лондона, помните? Это звонила их экономка. Оказывается, они выехали еще до рассвета и рассчитывают добраться сюда к ужину.

— У них изменились планы?

— Почему-то вдруг решили сняться с места досрочно. Обычно они начинают готовиться к любому вояжу дня за три, но при этом ощущение, так сказать, надвигающегося отъезда вызывает у них чувство тревоги. Вот и решили покончить с ним поскорее… Я, пожалуй, пойду отдохну. А вы?

— После прогулки что-то клонит в сон. Так что я тоже.

— Это все северный ветер. На новичков он наводит дремоту. Я попрошу Найджела разбудить вас в полвосьмого, хорошо? Ужин будет подан в восемь тридцать, гонг — в четверть девятого. Хорошего отдыха! — заключил Хилари, открывая перед художницей дверь.

Пройдя в непосредственной близости мимо него, Трой вдруг остро, почти на уровне инстинкта, поняла, какой он высокий, и еще — ощутила запах харриссовского твида[72] и еще чего-то, более экзотического. — Хорошо вам отдохнуть, — повторил Хилари, и она спиной почувствовала, как он провожает ее взглядом.

IV

В спальне ее поджидал Найджел. Он уже успел аккуратно разложить ее ярко-рубиновое платье и все к нему полагавшееся — Трой оставалось лишь надеяться, что этот наряд не оскорбил его своей «греховностью».

Младший лакей стоял на коленях, безо всякой нужды раздувая ярко пылавший в камине огонь. Волосы у Найджела были такие светлые, что художница рада была убедиться, что хоть глаза у него — за изобильно густыми ресницами — не розовые, как у настоящего альбиноса. Он поднялся на ноги и приглушенным голосом спросил то же, что днем Мервин: угодно ли ей что-нибудь еще? При этом слуга пристально разглядывал пол, не поднимая глаз на Трой ни на секунду. Нет, ей больше ничего не нужно.

— Погода ночью будет бурной, — прибавила она, стараясь говорить как можно естественнее, но замечание, увы, прозвучало оно скорее как реплика из «Корсиканских братьев»[73].

— Это как будет угодно Господу, миссис Аллейн, — сурово ответствовал Найджел и на том оставил ее одну. Ничего, здравый рассудок ведь к нему вернулся — Трой напомнила себе заверения Хилари.

Она погрузилась в ванну, с наслаждением отдаваясь горячим смолистым парам. Если такой образ жизни продлится еще какое-то время, он, пожалуй, может всерьез развратить ее морально. Однако затем ей пришло в голову (Найджел, несомненно, нашел бы эту мысль глубоко ложной и порочной), что на данный момент он скорее укрепляет лучшие стороны ее личности.

Затем Трой посидела в полудреме у камина, смутно и с удовольствием впитывая тишину и покой, какие бывают в доме, только когда снаружи, там, в огромном окружающем мире, метет снег. Ровно в половине восьмого Найджел вспугнул ее деликатным стуком в дверь, и она нехотя поднялась одеваться. В комнате имелось псише[74], и молодая женщина не смогла отказать себе в удовольствии полюбоваться на себя и убедиться, что выглядит она в рубиновом платье отлично.

Тем временем тишину стали прорезать отдаленные звуки прибытия гостей: шум автомобильного мотора, хлопанье дверей… Потом, после довольно длинной паузы, голоса зазвучали в коридоре, затем постепенно перенеслись в соседнее с Трой помещение… Первый был женский, капризный и сварливый. Он прокричал — по всей видимости, прямо с порога комнаты: «Совсем даже нет! Ерунда! Какая еще усталость, кто тут устал? Одеваться к обеду не будем. Я сказала, одеваться не будем! — Снова пауза. Затем ворчливый голос зазвучал опять: — Маулт ведь тебе сейчас не нужен?! Маулт! Сейчас вы полковнику не нужны! Позже распакуете вещи. Я сказала, пусть вещи распакует позже! — Дядя Блошка, наверное, глуховат, подумала Трой. — И хватит уже, — продолжала грохотать невидимая дама, — поднимать шум из-за этой дурацкой бороды». Из-за бороды? — удивилась Трой. Не ослышалась ли она? О какой бороде может идти речь?