Однажды во сне. Другая история Авроры

— Случалось… — смутился принц. — Понимаешь, весь этот придворный антураж иногда так достанет… Что тогда делать остается? Только одно. Берешь с собой пару-тройку друзей, садишься на коня, и вперед. Поохотиться, потом завернуть в какую-нибудь таверну, утром проснуться в стогу — голова гудит, птицы в лесу поют, солнышко над головой… Расслабился слегка, и домой, в замок… Да не смотри ты так на меня, все принцы это делают.

Ну, как же было Авроре не смотреть на него так? Ей подобное бунтарство было в диковинку, в новинку. Сама она, например, и подумать не могла о том, чтобы сбежать, например, от своих тетушек. А впрочем, куда там убежишь, в лесу-то?

— И твой отец ничего?.. Не сердился на тебя?

— Ну, как же не сердился, еще как сердился, — криво усмехнулся Филипп. — Один раз, например, отобрал у меня меч и лук, запретил конюхам давать мне моего коня, Самсона, а самое страшное — велел Целых две недели читать вечерами по одной главе из Цицерона. Знаешь, кто такой Цицерон? Не знаешь? Счастливая! Римский философ это был, и оратор знаменитый. По мне, так знаменит он, прежде всего, был тем, что никак не мог закончить начатое им предложение, даже если бы ему кинжал к горлу приставили. Ему, между прочим, в конце концов и приставили.

Они посмеялись, отряхнулись и снова пустились в путь. Освещенные ранним солнцем, прошли вчерашней деревней. Жизнь в ней вошла в привычную колею — дровосеки ушли в лес валить деревья, женщины возились на своих грядках или собирались идти на поле. Дети и подростки собирались с корзинами в лес по грибы. А может быть, по ягоды. Из кузницы далеко вокруг разносился звон, на обочинах щипали травку козы, у дерева дремали две привязанные к нему старые клячи.

— А ведь мы, пожалуй, могли бы украсть лошадь, — задумчиво предложила Аврора, глядя на них. — Было бы быстрее и не так утомительно, чем пешком топать.

— Нет, — не задумываясь, ответил Филипп. — Не можем мы лошадь украсть. Мы не какие-нибудь цыгане-конокрады.

— Но это же мой сон, так какая кому в нем разница, уведем мы лошадь или нет? — сказала принцесса, но чувствовалось, что она не слишком уверена в своих словах.

— Проще говоря, по-твоему, мы можем здесь воровать, крушить, убивать, разбойничать, и всем будет все равно, потому что это твой сон? — покачал головой Филипп. — Я так не думаю. Я верю, что когда-нибудь мы с тобой проснемся, и тогда нам не должно быть стыдно за то, что мы делали в этом сне. Ведь проснувшись, мы останемся, в принципе, теми же самыми людьми, что и здесь… Я, наверное, не очень понятно говорю, но…

— Нет-нет, очень даже понятно. Я сама точно так же думаю, хотя мне сложнее, ведь я, в отличие от тебя, прожила не одну жизнь, а две, и обе они мне сейчас кажутся одинаково настоящими… и одинаково вымышленными. Как раз перед тем, как встретить тебя, я размышляла над тем, что не могу определить, как долго еще мне оставаться в нынешней своей жизни, и о том, что она кажется мне реальной. Или очень близкой к реальной. А это означает, что и вести себя здесь нужно так, как ты вела бы себя в реальности. Главное — то, кто ты есть и как ты себя ведешь, ведь именно по поступкам судят о человеке, правда? Так что оставайся собой в любой реальности — настоящей или вымышленной — а феи, замки, злые колдуньи и острые шипы… Это, как ты говоришь, не более чем антураж.

Аврора замолчала, остановилась, вспомнив про шипы. Точнее, про то, как они исчезали, когда она прикасалась к ним.

— Что с тобой? — спросил Филипп и раскрытой ладонью легонько подтолкнул принцессу в спину, приглашая идти дальше.

Но Аврора с места не двинулась, сказала вместо этого:

— Хочу каши.

— Каши? Понимаю, я тоже голодный как волк, но возвращаться в деревню за кашей давай лучше не будем. Столько времени потерять из-за миски каши! Слушай, давай пойдем вперед. По дороге постараемся найти что-нибудь. Орехи там, грибы, ягоды. Если повезет, то я и куропатку какую-нибудь добуду… Черт, не нужно было говорить про куропатку, сразу так есть захотелось!

Но Аврора продолжала стоять на месте.

— В последние несколько недель жизни в замке, — медленно начала она, — я стала видеть странные вещи. А именно то, что хотела увидеть. Сама хотела. Кролика, например.

— Кролика?

— Да, кролика. Мне вдруг ужасно захотелось увидеть и потрогать живого кролика. И од появился. А потом появились феи. А когда я убегала из замка, то пожелала, чтобы колючие шипы, не пускавшие меня, исчезли. И они исчезли…

Филипп внимательно смотрел на принцессу, но еще ничего не понимал.

— Исчезли? — растерянно переспросил он.

— Пожалуйста, не повторяй за мной каждое слово, лучше просто слушай, — сказала Аврора. — Еще раз напоминаю: это мой сон. Это я укололась о веретено, не кто-то другой. Это я уснула самой первой, когда проклятие подействовало. И вот почему Малефисенте пришлось придумывать историю о том, почему мы якобы заперты в замке: она не может полностью контролировать мой сон и тот мир, который я в нем создаю. А может, это вовсе и не сон, и не мир. Может быть, это часть самой меня, мы с тобой только что об этом говорили.