Читаем Однажды замужем полностью

Переизбрание? Характеристика? Может, и в самом деле у Глеба руки до этого не доходят? Ведь у него куча дел — Полине и в кошмарном сне не приснится: приказы, отчеты, ответы на «инструктивки», распределение нагрузки, стажеры, аспиранты… Да еще собрания, советы, конференции. И везде не просто посидеть, а — с идеями. И каждый раз — с новыми.

Глебу еще памятник поставить надо, что согласен вести этот воз…

…У кромки прибоя Дашка строит башенки из сырого песка. Строй, дочка, строй! Самое время. Потом они уже не будут так хорошо получаться…

Опять за свое! Отвела взгляд от Дашкиных песчаных замков, перевернулась на спину.

— Ну что ты все вертишься? — сонно промычал Володя.

И впрямь, чего ей не лежится? Море, волны, песок. Рядом Володя и Дашка. Оба здоровые. Что еще надо? Дыню! Как она забыла! Володя еще вчера вздыхал: «Какой тут рынок! А дыни! От одного запаха умереть можно!» Он их любит не меньше, чем Дашка. Вот спадет солнце, тогда… Нет, тогда будет меньше выбор. Надо сейчас.

«Дыню… Дыню… Дыню…» — выбивали волны.

— Ты куда? — разомлело спрашивает Володя.

— На рынок.

— И не лень? — ворчит беззлобно. — В такую жару?

— Я быстро. — И, натягивая на ходу сарафан, босиком бежит по горячему песку.

По рынку ходит, как по выставке: от одного ряда к другому. И каждый новый красочнее, пахучее, аппетитнее предыдущего. Горы фруктов — яблоки, груши, персики, — прилавки трещат от тяжести. На земле желтыми пирамидами высятся дыни, зелеными — арбузы. Резкие запахи укропа, кинзы и тонкий дынно-арбузный аромат.

Шум, гам, беззлобная перебранка, веселый торг.

— Почем дыни? — интересуется у загорелой колхозницы, хозяйки янтарной горы.

Рядом муж — небольшого росточка веселый мужичонка. Отчаянно черный, как и жена.

— Та по сорок уступлю, — отвечает, махнув рукой: мол, совсем задаром.

— Та мы ж по тридцать пять хотели, Мань, — простодушно вылупил на нее глаза муж.

— Не гавкай, — коротко посоветовала жена, и семейный конфликт был исчерпан.

Полина торговаться не стала — зарплата дает возможность не скаредничать. Времена ломбардов и экономии на спичках — в далеком прошлом. И потом, Из-за каких-то пяти копеек вносить разлад в семейное счастье супругов? Хватит.

Перед отъездом опять повздорила с мужем. И ведь опять из-за пустяка! Какого, сейчас уж и не вспомнишь. Всё нервы, нервы! Ну зато теперь — отдых, полное расслабление. Полежат на песке, позагорают, наберутся сил на целый год.

— Ой, Полина Васильевна! — раздалось над самым ухом. — Здравствуйте!

Повернулась — Боровская! Мир, как известно, тесен, даже на рынке как следует не походишь, не понаслаждаешься! Только рот откроешь, как кто-нибудь из студентов в него заглядывает. Бешеная популярность — как у кинозвезд.

— Какими судьбами?

Боровская ушла из института вслед за Дротовым. Глупо вышло: Дротов не хотел извиниться в письменном виде за свою драку, а когда в деканате постарались нажать на него сильнее — покинул их альма-матер.

Боровская из солидарности тоже бросила учебу. Хотела ехать за Дротовым, но он исчез. «Мария Волконская, ни дать ни взять!» — разводили руками в деканате.

— Где вы? Как устроились? — Полина вдруг почувствовала, что соскучилась по своей группе и была рада даже не самому блестящему ее представителю.

— Я тут с моим «фирмачом», на конгрессе, — охотно объясняет Боровская, вынимая из сумки визитную карточку: «Е. Б. Боровская. Секретарь-переводчик», адрес, телефон. На русском и иностранном. — Восстанавливаюсь в институте…

«Да, недолго носила терновый венец самопожертвования», — подумала Полина.

Сетка с дыней больно натерла ладонь, и Полина переложила ее в другую руку.

— Давайте помогу, — засуетилась Боровская. — У меня тут машина. В смысле от фирмы. Подвезу.

— Спасибо, мне рядом.

— Полина Васильевна, я хотела вас спросить… — начала Боровская и запнулась. — Я… мне… В общем, вы не знаете адреса Дротова?

— Знаю. Приходите вечером в «Чайку», комната сорок восемь…

Перед самым отпуском Полина получила от Дротова письмо с пометкой воинской части.

«Тут много воды, много неба и вообще всего навалом. Простор. И тишина…» — писал он. Целая поэма о море, о случившемся — всего несколько строчек:

«Я думаю иногда (часто — нет времени) — все, что произошло, — закономерно. Я что-то здорово запутался в своих отношениях. С людьми, с жизнью. И корабль — самое подходящее место, чтобы все распутать…» И приписка: «Извините за возможные грамматические ошибки — давно не повторял правил. И еще — мне так хочется назвать вас «Полина». Хотя бы один раз. Можно?»

После некоторого колебания показала письмо мужу — у них не должно быть тайн. Володя пробежал его глазами, насупился и ничего не сказал. Но в его молчании она прочла неодобрение.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза