Читаем Однажды замужем полностью

— Дыня пришла! Дыня-дыняшка! — хлопает в ладоши Дашка, облизывает губы. — Будем есть?

— Да. Где папа?

— Ушел.

— Куда?

Дашка пожимает плечами.

— Знаешь, давай ее зароем. Она охладится, а потом…

Дашка делает кислое лицо, не соглашается. Закапывают дыню — так, чтобы ее окатывало прибоем. Полина устраивается у кромки. Шумят волны, шуршит галька. Солнце, покой. Только…

Как же он мог оставить Дашку одну? Правда, ребенок у них послушный, без родителей — никуда. И все же — это море. Мало ли что…

В последнее время Володя стал неразговорчивым, все чаще смотрит на нее и Дашку невидящим, ушедшим внутрь взглядом.

Дашку он, конечно, любит, но как-то «со стороны».

Перед самыми каникулами Дашка поделилась: «Ма, мы в классе роту организовали. С командиром, с подразделениями — все как у военных!» — «Зачем вам как у военных?! — всплеснула руками Полина. — А как классный руководитель это восприняла?» — «Она у нас в руках, — насмешливо мотнула головой Дашка. — Мы знаем, куда она ходила во время нашей самостоятельной. Мы послали двух дозорных, и они выследили: она ходила в гастроном!..»

Ночью, когда долго не спалось, Полина осторожно укорила: «Володь, почему ты так мало уделяешь Дашке внимания?» — «У тебя это лучше получается», — улыбнулся он и дернул шнур торшера…

Ну где можно столько пропадать? Неужели опять потянуло? Господи, как все было хорошо в последнее время: работал, совсем, кажется, забыл, что существует бутылка. Только однажды сорвался — итальянцы приехали, «размочили». Но здесь, на отдыхе, — ни разу. «Только море, воздух и пепси-кола», — пообещал перед отъездом.

Неужели не выдержал? Поднялась, вытянула шею в сторону кафе-стекляшки и находящегося по соседству специализированного магазинчика. Разве отсюда увидишь! Сходить поискать? Она улыбнулась, представив, как бегает вокруг и спрашивает: «Вы тут мужчину в синих плавках не видели?»

Снова легла. Но, поворочавшись еще некоторое время на песке, вдруг предложила:

— Даша, пить хочешь?

— Не-а, — отвечает Дашка. — У нас же дыня. Ма, она там не замерзнет?

— Потерпи немного. Отец придет, тогда…

Только теперь Полина стала понимать маму. «Знаешь, последнее время я боюсь радоваться, — призналась она как-то. — Только, обрадуешься, как непременно что-нибудь случится — то ли у Татьяны, то ли у тебя…»

— Спишь,? Или уже проснулась? — услышала над собой.

— Володя! — заулыбалась и вскочила на ноги. — Где ты был?

— Знакомого встретил. Он, оказывается, тут по соседству отдыхает.

— А я уж было… — виновато глянула в трезвые глаза мужа. — Ну, теперь — пир! У нас с Дашкой для тебя дыня в холодильничке!

— Дыня! Дыня! — Дочь бросилась ее откапывать.

Полина поднесла ломоть ко рту и вдруг положила на место, почувствовав, что ее сейчас вытошнит. С чего бы это? А когда они пошли с Дашкой купаться, спросила:

— Даш, ты хотела бы сестренку?

— Не-а, — ответила она набитым ртом. — Давай братишку.

— Ладно, я подумаю, — рассмеялась. А про себя решила: «Назову Сашкой. Это, — и для девочки и для мальчика…»


Во время обеда Дашка то и дело теребит отца:

— Пап, а мы на велике сегодня катались! Пап, а вечером покатаемся? Пап, а ты пойдешь с нами?..

Володя пожимает плечами и принимается есть суп. Ест вяло, словно одолжение делает.

— Невкусный? — спросила и разозлилась на собственный тон — заискивающий и извиняющийся, будто она сама такой приготовила.

— Да нет, ничего…

— Знаешь, кого я сегодня встретила? Боровскую! Ту самую!

— Что она тут делает?

— То же, что и мы, — загорает. С каким-то фирмачом — у него вроде бы конгресс. А заодно ищет Дротова.

— Тут, на побережье? Ну и как — успешно?

— Вечером придет за адресом. Я ей обещала. Деваться было некуда.

— Обещала так обещала. — Володя пожал плечами, снова ушел в себя.

Полине стало не по себе. «Ему с нами неинтересно», — подумала с упавшим сердцем.

Странный какой-то сон. Будто лежит на пляже, шумят волны, шуршит галька, — и видит небо. Такое же глубокое и синее, как всегда, но только все исчерченное черными полосами. Это потому, что смотрит она на него сквозь ветви голых деревьев… Странно: деревья голые, осенние, а небо синее, июльское. Полина понимает, что этого не может быть — сейчас ведь лето! Но это — есть. Странно. Так странно…


Утром, едва проснулись, Володя стал собираться в Москву:

— Завтра придется лететь, нужно.

— Как? Почему? — оторопела Полина. — Ведь только пол-отпуска прошло!

— Понимаешь… Приятель… я тебе говорил, что встретил его? Так вот он сказал, что «Прогресс» срочно ищет переводчика с фарси. Работа интересная и денежная. — Подмигнул жене и, не встретив ответной улыбки, поторопился отвести глаза. — Перевод сделаю — пальчики оближешь… Надо с редактором встретиться.

— Так срочно? А как же мы? И в Отрадное обещали…

— Без меня. А позже я к вам прилечу…

— Просто тебе надоело! Разве я не вижу? Скучно с нами — так и скажи! — Вскочила с постели, вышла на балкон.

Постояла, остыла, вернулась в комнату. Володи там уже не было…


Разрослось Отрадное — не узнать! Новые улицы, целые кварталы. Сколько лет не была тут? И мать постарела, и Таня. С мужем сестра разошлась: пил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза