Однажды замужем

— Опять у тебя что-то сгорело? — повел носом Константин, стоя у двери в комнату и расстегивая пиджак. — Запах какой-то…

— Сейчас проветрю, — улыбнулась и, отложив в сторону журнал, открыла балконную дверь.

— Устал?

— Устал как собака! — признался Константин, стащив пиджак и привычно бросив его на стул. — Жара, нервотрепка. План горит, главный кричит… О-о, какой сюрприз! — Увидел накрытый стол. — По какому случаю?

— По случаю субботы, — весело тряхнула головой и, взяв со стула пиджак, повесила его на плечики. — По случаю этого прекрасного летнего вечера. Того, что мы с тобой одни — счастливые и беззаботные, как в первый день мироздания.

— Ты сегодня полна сюрпризов. Да, под такой закусон не грех бы… — взглянул в сторону потайного шкафчика.

Вот оно. Нет, сеньора, не заводитесь. Сегодня — без скандалов и без агитплакатов. Улыбайся!

— У, какой ты раскаленный, — подошла и положила надушенные руки на его плечи. Несколько хилые, как вдруг оказалось, и влажные под рубашкой фирмы «Брайтон». Да, не та сила в мускулах, что пятнадцать лет назад… — Ну прямо пышешь жаром!

— Еще бы! На улице — тридцать, в родной конторе — все пятьдесят. Конец месяца, план горит, все наэлектризованы. — И, глянув на встроенный шкафчик, заключил: — Так что не мешало бы того… разрядиться…

— Летом нельзя… — обвила руками его разгоряченную шею, — нельзя ходить в синтетике. Ведь тут же только десять процентов хлопка, в этом «Брайтоне». Я купила тебе льняную, отечественную.

— Какая ты сегодня красивая, — неожиданно улыбнулся Константин и, наклонившись к лежащей на его плече руке, поцеловал мой локоть. — Приятные духи, — оценил, медленно ведя губами по моему плечу. Потом вдруг поднял лицо: — Откуда у тебя духи? Ты ведь никогда их не любила и не покупала.

— А теперь буду! Теперь я всегда буду благоухающей и соблазнительно красивой. Я ведь красивая, ты сам сказал, да?

Я оторвала ноги от пола и повисла у него на шее.

— Ты не ответила, откуда эти духи? — напомнил Константин.

— Подарок.

— Чей? — Он разжал мои руки, и я опустилась на пол.

— Твой. Забыл? Ровно два года назад, когда мы возвращались из Кешкиного пионерлагеря.

— Точно! — вспомнил Константин. — Покупал.

Рассмеялся и, подхватив меня одной рукой, легко вскинул вверх.

— Ой! — испугалась я, обхватив руками его голову. — Уронишь!

Оказывается, есть еще сила в его мускулах…

— Подожди, я быстро. — Поставил меня на пол и побежал под душ…

Ужинали при свечах. Я разыскала-таки их в Кешкиных новогодних игрушках. Ирисы отбрасывали дрожащие узорчатые тени на скатерть и на стену. По телевизору шла симпатичная музыкальная передача.

— Как у нас сегодня уютно! Жаль только, такой закусон пропадает! — улыбнулся Константин, разливая по бокалам виноградный сок.

— Какая разница, где он забродит: здесь или в желудке? Кстати, в «Науке и жизни» пишут, что винный камень применяют при гальваническом лужении. Представляешь: луженый желудок у всех…

Звонок в дверь прервал мой рассказ о ценных свойствах винного камня. Сосед Гена Савушкин, который работает в одном отделе с Костей, пришел за плоскогубцами. Увидел накрытый стол, горящие свечи.

— У вас что, юбилей? Нет? Какое-то торжественное событие?

— Да, событие, — улыбнулся Константин и предложил Гене: — Посиди с нами!

Гена не колеблясь принял приглашение.

Константин с удовольствием выполнял обязанности хозяина: положил Геннадию заливного с хреном, огурчиков домашнего засола. Налил виноградного соку.

— Ты что, издеваешься? — возмутился Геннадий, глядя на сок. — Под такой-то закусон…

— Вот и я говорю! — подхватил муж и быстро направился к потайному шкафчику. Вынул начатую бутылку водки и искоса глянул на меня.

Но я улыбалась.

Константин взял две рюмки, поставил одну перед Генкой, другую — себе.

— А мне?

— Зачем? — поднял брови Константин. — Ты же не пьешь.

— А теперь — буду.

Он пожал плечами, но рюмку поставил. Налил себе и Генке, потом плеснул мне.

— А почему не полную? — спросила с той же улыбкой.

— Да ты что, мать?

— А что? Равенство…

— Ну, вздрогнули! — предложил Геннадий и, закрыв глаза, стал медленно пить.

Константин сделал то же самое. Интересно, кто кого научил так самозабвенно закатывать глаза? Словно их женщина ласкает…

— Ах, хорошо приласкала! — произнес, открыв глаза, Константин. И, заметив, видно, что я поспешно отдернула руку от вазы с цветами, повернулся к приятелю: — Чудесные ирисы, правда? Да, Ген, до чего мы дошли: женщины сами себе покупают цветы. Докатились!

— Если бы только до этого, — вздохнул Геннадий, и я опять улыбнулась, стараясь несколько сгладить этот его отчаянный приступ самокритики. — А то ведь мы на женщин еще и анонимки пишем. Нашу Дегтяреву почему, думаешь, съедают? Потому что она может занять должность старшего. Вот наши мужички и встрепенулись, пошли состязаться в эпистолярном жанре. А не подписываются, конечно, из скромности.

— Почему мужички? Думаете, раз Дегтярева единственная в отделе женщина, то не может сама о себе позаботиться?

— То есть писать на себя анонимки? — расхохотался Константин, беря бутылку.