Одни сутки войны

— Пьете настой? Помогает?

Нет, настоя он не пил, забыл о нем, потому что не верил в бабушкины средства. Но обидеть ее не смог и соврал:

— Мало!

— Плохо! Пейте побольше. Мы вам еще наготовили.

— А вы почему не спите? Вам же с утра на дежурство.

— Так… Пришла помочь.

Он понимал: ночью помогать незачем. Нагрузка уменьшается. Вот с утра работы будет невпроворот, а она не выспится.

— А утром будете носом клевать? Имейте в виду, утром я подъеду.

— А спать когда будете? Вы ведь ранены! — В голосе Дуси прозвучали такие нотки, что у Лебедева перехватило дыхание: никогда о нем так не заботились, не думали. Впрочем, может, и думали, только он не знал.

— Ладно. Отосплюсь.

— Нет, вы сейчас отдохните. А как встанете, выпейте настоя. И каждый день по три раза. Чем больше, тем лучше. Мы еще наготовили…

Их разъединили. Мужской голос попросил Лебедева зайти к шифровальщикам.

В этой бессонной избе люди делали свою невидимую, неизвестную и непонятную солдатам и строевым командирам работу: из колонок цифр они извлекали слова. Расшифровали.

Шифровка расстроила Лебедева. Докладывала группа, действовавшая вместе с партизанами. Обнаружено подозрительное движение эшелонов в обе стороны дороги. Возможно, начало отхода. Принимаются меры уточнения.

Потом ему позвонили артиллеристы и сообщили, что в тылу врага засечены осветительные ракеты и, кажется, стрельба.

— Примерно в том месте, откуда вчера сигналили.

Час от часу не легче! Вот почему вторая группа не подала повторного сигнала — ее засекли. Охотились за группой Матюхина, а наткнулись на нее. Тогда понятно, почему Матюхин увел свою группу на юг, и, выходит, он прав, подавая сигнал об отходе резервов.

Майор тщательно обдумал ситуацию и написал разведсводку так, чтобы каждый читающий ее понял: резервы, кажется, отходят, но нужна проверка.

Как ни странно, полковник Петров не разбудил его утром — дал выспаться. А когда Лебедев вскочил, то выяснилось, что Петров на совещании у командарма. Шофер и Маракуша спали — видимо, приехали под самое утро. На столе у телефона лежала деликатная записка:

«Переброска завалена. Есть потери. Маракуша».

Словом, все складывалось как нельзя хуже. Одна группа засечена, вторая — не прорвалась. Майор представил себе положение полковника Петрова на совещании у командующего. Пусть никто ничего не скажет — неудачи неизбежны. Война есть война. Но каждый обязательно посмотрит сегодня в сторону Петрова. Друзья — с сочувствием, другие — осуждающе.

Уточнив ситуацию, отдав кое-какие распоряжения, Лебедев разбудил шофера, и они поехали к радистам — майор спешил… Партизанская рация оказалась единственной ниточкой, позволявшей хоть как-то следить за происходящим в тылу врага.

Ах, если бы Матюхин не ошибся! Если бы у него было все в порядке! Но страшно за него. Впрочем, может, он такой же удачливый, каким был Зюзин. Тот ведь тоже всегда действовал не по правилам, вопреки здравому смыслу, а все у него получалось.

«Нет, — с неожиданной грустью подумал Лебедев, — Матюхин не Зюзин. Матюхин осторожен, пожалуй, даже чересчур строг. Рисковать он не станет: получил приказ, — значит, выполнит его пунктуально, тютелька в тютельку».

И Лебедеву стало казаться, что, рискуя, Зюзин был прав. Зюзин что-нибудь придумал бы, а Матюхин слишком молодой офицер. Не рискнет.

Но чем и как должен был рискнуть Матюхин, Лебедев не подумал.

У радистов выяснилось, что партизаны пропустили утренний сеанс, а дежурный шифровальщик отправился в штаб тыла, в военторг: он торгует только в воскресенье.

— Черти! — от души возмутился Лебедев. — Они еще помнят, что бывает воскресенье! Тыловики несчастные!

Нет, он искренне полагал, что штабник не тыловик. А вот эти — тыловики. И он тоже поехал… в штаб тыла.

Они опять стояли в саду и разговаривали. Майор обещал приехать вечером, чтобы поговорить как следует, а Дуся опять совала ему в карманы бутылки с настоем…

Второй сеанс связи партизаны тоже пропустили. И шифровальщик — пожилой брюхастый лейтенант со злыми глазами навыкате, — не обращая внимания на возмущение майора, внимательно рассматривал свои покупки: одеколон, галеты, зубной порошок и женские чулки. Потом он сложил покупки в заранее приготовленный ящичек для посылки. Лебедеву вдруг стало все безразлично: «Волнуйся, психуй, а такому все до лампочки. Он думает только об одном — как бы отослать посылку…»

И Лебедев вспомнил, что сам он ни разу ничего не послал семье. Нечего ему было посылать — все имущество в стареньком чемоданчике, который он не открывает месяцами. Даже Дусе, которая так заботится о нем, он ничего не подарил. А что подаришь? Что ей нужно? Как сделать, чтобы это выглядело… прилично?

Лебедев совсем запутался, разозлился и уехал в штаб.

Полковник Петров встретил его хмуро, но Лебедев понимал полковника. Неудача, неясность…

— Что от Матюхина? — спросил полковник Петров.

— Надо ждать ночи, — ответил Лебедев и, перехватив строгий взгляд, пожал плечами: — Такая связь. И партизаны молчат.