Он подошел осторожно, боясь, что она будет ругаться, как всегда. Людмила поцеловала его в висок и легонько оттолкнула. Ей было неприятно, что нежность, которую она испытывала к Виктору, живет в ней. Слишком это похоже на чувства человека, разругавшегося со всеми близкими, но сохранившему добрые отношения со своей собакой. «Два инвалида», – подумала Людмила с горечью, и в ту же секунду ей захотелось убить Петра. От этой мысли лицо ее пошло розовыми пятнами, судорожно задергалась щека.
Трагедия разделила надвое не только ее тело, но и душу. Но если вторая половина тела больше не существовала, то вторая половина души не умерла, а прекрасно уживалась с первой – прежней Людмилиной сущностью. Ей, как Людмиле Воскресенской, могущественной руководительнице организации, хотелось азарта борьбы, отмщения и крови Петра. Но вторая половина просила покоя. Почему бы не жить где-нибудь за границей, в тихом, недоступном для туристов местечке, рядом с этим седым полудурком, которого она когда-то так любила и который позабыл все на свете, кроме любви к ней. В душе Людмилы шла отчаянная и жестокая борьба. То ей хотелось плакать, собирать вещи и покупать билеты на самолет, летящий куда-нибудь далеко-далеко. То она принималась сыпать распоряжениями, которые Виктор с трудом понимал, но исправно выполнял, тем временем как она чистила свой пистолет.
Людмилу порой пугало такое раздвоение. Очевидно, тяжелая травма, несколько операций, которые она перенесла, наркоз сказались самым непредсказуемым образом. Часть программы, заложенной в ее голову организацией, безвозвратно стерлась, и потому порой она вновь ощущала себя девчонкой из третьей парадной, вновь была той самой Люсей, которая когда-то давным-давно сделала свой выбор между математикой и семейной идиллией в пользу последней. Двойственность делала непредсказуемым каждый завтрашний день. Кем она проснется завтра? Любящей Люсей или мстительной Людмилой? К чему готовиться? Чего ожидать от самой себя?
Ей нужна была Стася. Эта вещунья, эта ясновидящая. Она уже сполна поплатилась, не поверив Феликсу однажды. Но похоже, он был прав, а потому вряд ли стоит сомневаться в том, что весь их род обладает чудесными свойствами. А Настя – последняя из этого рода. Людмила вспомнила, как увидела Настю впервые. Когда ей доложили, что девочка уходит от преследования, не попадается ни на какие самые хитрые крючки, она сама проехала в школу посмотреть на нее…
Настя шла по коридору навстречу Людмиле. Их взгляды скрестились как шпаги. Вдруг девочка опустила голову и быстро прошмыгнула мимо. Людмила замерла на месте. Во взгляде девочки, поначалу абсолютно равнодушном, она прочитала… жалость! Людмила очень хорошо помнила эту встречу. Она еще подумала тогда: «С чего бы ей меня жалеть?» И запомнила: эта жалость была похожа вовсе не на ту, что к уличной собачонке в ненастье, а на ту, что среди скорбящих родственников – на похоронах. Девчонка оказалась права. Теперь Людмила была достойна только жалости. Теперь она могла и понять и объяснить тот взгляд девочки. Но Стася-то увидела ее будущее сразу, с первого взгляда!
Она нужна ей! Чтобы разобраться наконец, какой же части своей души отдать предпочтение. Или вернее – какая же часть победит в конце концов? Людмила была согласна на любой вариант, лишь бы только знать – какой. Она терпеть не могла бесполезного сопротивления. Знать бы только одно – жизнь или смерть ждут ее за ближайшим поворотом судьбы? Если девчонка скажет, что жизнь, она безропотно соберет вещи и уже через несколько дней будет наслаждаться покоем где-нибудь высоко в горах, в одиноком бунгало. Если же смерть – она подготовится к ней так, чтобы утащить за собой и своего бывшего заместителя Петрушу.
Людмила мерила шагами веранду и, кусая губы, смотрела, как в лужах все увеличивались и увеличивались пузыри. «Как только прекратится этот дождь, – обещала она себе. – Сразу же, как только он прекратится…»
Петр сидел за столом, подперев подбородок руками. Впервые за долгие годы он не начал утро кипучей деятельностью, и его секретарша ни разу не заметила на его лице улыбки. Он снова и снова перечитывал дело журналиста Игоря Данилова и спрашивал себя: зачем, собственно, он с ним связался…
Дело о трех убийствах, совершенных Даном. Но одно из них не было доказано даже специалистами организации, направленными на место преступления, потому что погибла не просто молодая красивая женщина, а агент, которым организация особо дорожила. Ее звали Таня. Погибло не только сочетание редкостной красоты, ума и преданности организации, вместе с ней оборвалась единственная ниточка, которая вот-вот должна была вывести организацию в приемную самого президента страны.