Одноразовый доктор

– Видишь ли, Данилыч. – Груша смотрел в сторону и без надобности размешивал морс ложечкой. Предварительного согласия Бармашова было недостаточно, старика следовало посвятить в тонкости. – Оперативная обстановка такова, что на рынке жилья царит полный беспредел. Одиноких пенсионеров травят пачками. Гипнотизируют, спаивают, морят голодом. Появилась особая услуга: пожизненный уход в обмен на жилье. Сколько, по-твоему, протянет такой бедолага, если опекуну светит квартира? По моим наблюдениям – не больше полугода. В нашем РУВД создано специальное подразделение для борьбы с такого рода преступностью. Но это очень ловкие и осторожные гады, их трудно поймать с поличным. И мы решили, что нам нужен немощный, безобидный, зато бесстрашный помощник. Тебе, ты сам понимаешь, терять нечего. Если тебя оформят к инвалидам, ты там протянешь ноги через те же полгода. А здесь будешь состоять на казенном довольствии плюс пенсия.

– М-м-м, – произнес Бармашов будто мечтательно. – Блядь, ебать.

– А это наша забота, – отреагировал Груша. – Кнопки отменяются. Обойдемся без кнопок на коробочках, на технику фонды не выделили. И тебе проще. Достаточно постучать в стенку, как только почувствуешь неладное. Ну, я не знаю – у чая привкус какой-то особенный, или водку тебе принесут и будут настойчиво предлагать. Твоих соседей уже выселяют в зону повышенной комфортности. Со следующей недели там будет жить засада. Ты стучишь, и через минуту твоих недоброжелателей уже заковывают в браслеты.

Данила Платоныч пошевелился, запрокинул заросший подбородок, задрал кадык и воззрился на бегемота, спрашивая совета. Ему показалось, что тот на миг приоткрыл и медленно прикрыл глаза. Слепота не мешала скульптуре пребывать с Бармашовым в постоянном мистическом контакте. «А ведь не так уж я стар», – вдруг подумал Данила Платоныч, рассеянно отслеживая смеющееся платье, неизменно служившее фоном его раздумьям. Кто сказал, что он отстрелялся? И что сказала бы она, когда бы узнала, что он, герой ее короткого романа, ответил Груше отказом?

– А пока за тобой буду ходить я, – повторил тот.

Данила Платоныч поморщился, сделал усилие, помощь отверг и кое-как уселся на кровати. Он посмотрел на полковника прямо и смело. Груша немного двоился у него в глазах, но не слишком. Бармашов протянул ему левую руку, имея сказать, что готов заключить сделку. Груша машинально протянул правую, и вышло черт-те что.

10

Время ползло, и быт налаживался соответственно. Груша подарил Бармашову ходунки: нечто вроде тележки с тугими колесиками. Данила Платоныч вставал, брался одной рукой за поручень и осторожно катил-шагал в прихожую, в кухню, где вещи приветствовали его и робко интересовались: не слишком ли велика опасность, на которую согласился домохозяин? Не перейдут ли они в собственность злых людей? Помойка для всей этой утвари была таким же загробным кошмаром, как преисподняя для живых – геенна в обоих случаях.

Груша нисколько не мешал Даниле Платонычу, и тот временами начинал даже недоумевать: и как это вышло, что он не сожительствовал с Грушей всегда? В доме воцарилось общее приподнятое настроение; кипучего оптимизма полковника хватало на всех. Груша мало того что ходил за Данилой Платонычем, как обещал, но и подкармливал его, развлекал очень смешными историями про аресты, изолятор временного содержания и Владимирский централ, автоматически переходя на песни о последнем. Принес проигрыватель, чтобы смотреть цифровое кино, но оказалось, что телевизор у Бармашова очень старый и не умеет этого делать. Полковник ничуть не расстроился и пересказывал Бармашову кинокартины так живописно, что выходило едва ли не лучше, чем на экране.

Между тем незримые метаморфозы, происходившие за стеной, завершились. Прежде там проживал кто-то, кого Бармашов недолюбливал. Этот невидимка имел обыкновение внезапно взрыкивать и неразборчиво реветь, словно в шутку пугал кого-то маленького. Иногда Бармашову удавалось расслышать испуганный писк. Потом ревун так же внезапно замолкал. Эти всполохи досаждали Бармашову своей беспорядочностью и бессмысленностью. Ничто, бывало, не предвещало грозы, и вдруг бушевало: убывало с работы, какое-то время сидело тихо, чем-то ужинало, а потом приходило в вокальное настроение – и начиналось.

Теперь за стеной воцарилась волнующая тишина.

Лежа без сна, Бармашов старательно прислушивался: не скребется ли что. Ничто не царапалось, в засаде участвовали записные молчуны.

– М-м-м, – промычал однажды Данила Платоныч, показывая рукой на стену и пожимая не то плечами, не то животом.

На это Яцышев ему подмигнул.

– Не веришь? А вот мы посмотрим сейчас.

Он подошел к стене и с размаху ударил в нее кулаком, после чего с видом фокусника сел на кровать.

– Ждем, – сказал Груша.

Ждали недолго. Не прошло и минуты, как входная дверь вместе с косяком вывалилась в прихожую, а из клубов едучей пыли выросли два здоровяка, похожие на роботов из будущего, вооруженные автоматами и ножами.