Офисные крысы

Нолан заталкивает кукурузную лепешку в рот, и крошки градом падают на кипу газет и журналов на столе.

— Как его дыхание? — спрашиваю я.

— Весь лифт провонял… словно зловонная помойка с отходами двухнедельной давности под летним солнцем в Алабаме.

Молодая женщина, примерно двадцати двух лет, с очень приятными чертами лица и тяжелыми веками подходит и кладет маленький коричневый пакет в мой ящик для входящей корреспонденции, уже полный непрочитанного материала, к которому я даже не притронулся (статьи, наброски, газеты, журналы и снова журналы). Она улыбается и уходит прочь. У нее длинные волнистые каштановые волосы и рост примерно пять футов восемь дюймов, ведь она попала в «версальские» рамки предпочтительного роста для женщин: от пяти футов шести дюймов до шести футов одного дюйма. Она симпатичная, и я впервые вижу ее здесь. Должно быть, она совсем новенькая… улыбка выдает ее.

Что-то притягивает мой взгляд: это серое жирное пятнышко на стене кабинки, там, где Нолан прислоняется головой. Хорошо, что он работает рядом со мной, и его дурные манеры затмевают мои. Как Гитлер Муссолини.

— Он выглядит нездоровым, — все еще рассказывает Нолан. — У него большие мешки под глазами. И эти огромные коричневые пятна, как гречишные оладьи, сгоревшие дочерна на сухой сковороде. Он уже еле нога волочит.

— Если бы Гастон собирался умереть, он бы уже это сделал. Кроме того, быть наполовину на пенсии уже означает быть мертвым. — По слухам, старик входил каждый день в свой кабинет, закрывал дверь, опускал шторы, выключал свет и дремал.

Я сую руку в уже открытый коричневый пакет, гадая о том, что бы это могло быть, и извлекаю корректуру книга.

Это новый роман Итана Колея под названием «Бесплодная земля» с ярко-желтой липкой обложкой. От книги исходит свежий запах клея и мокрых чернил. Короткая записка, приклеенная кем-то из рекламного отдела издательства, гласит: «С наилучшими пажеланиями автора». (Господи, даже у людей, работающих в книжном издательстве, хромает орфография! Впрочем, записку прислали из отдела рекламы, поэтому она не в счет.) Я написал на последнюю книгу Колея плохую рецензию, которую суровый писатель-затворник, скорее всего, даже не читал или просто наплевал на нее.

К обложке приклеен стикер, на котором фиолетовой ручкой мелким округлым почерком написано: «Обзор. К этому номеру. РТ».

О’кей. Регина Тернбул. «К этому номеру» означает, что мне нужно торопиться.

Я вижу что-то еще в ящике для входящей корреспонденции от Шейлы, моего босса.

«Мы придержим это для следующего номера», — написано на стикере, приклеенном к моему запросу на интервью с умирающим в Риме художником-фальсификатором.

Но ко времени выхода следующего номера человек умрет.

Шейла Стэкхаус, старший редактор, сидит сразу за стенкой нашей кабинки в большом офисе с дверью, креслами и окном. Она держит цветы на подоконнике (когда она куда-нибудь уезжает надолго, мне поручается их поливать, но обычно я делаю это только накануне ее возвращения) и фотографии детей и мужа на столе: трое шустрых ребятишек со светлыми челками и голубыми глазами и смуглый лысый мужчина хмурого вида с безнадежным, разрывающим сердце взглядом, устремленным вдаль. Ее окно смотрит на восток, и в ясные дни видны взлетающие и заходящие на посадку самолеты. Иногда солнце, освещающее здание Крайслер-билдинга, бывает таким ослепительно оранжевым, что его вид напоминает зажженную спичку.

Я вхожу в ее кабинет и стою возле стола, пока она оставляет кому-то голосовое сообщение.

— Мы задерживаем публикацию интервью с художником? — спрашиваю я, когда она кладет трубку.

Моя попытка обречена, но я хочу, чтобы она знала, что хотя я и принимаю это покорно, но не положен на лопатки.

— Просто для него нет места.

— Старик на последнем издыхании… если не напечатать сейчас…

— Ты же знаешь, как обстоят дела. Мы уже готовы запустить номер.

— Может быть, его можно вставить в раздел «Они на взлете».

«Они на взлете» — неглубокий ознакомительный раздел на десяток страниц, над которым сейчас работают Вилли и Марк Ларкин.

— Спроси Бетси Батлер, — говорит Шейла. — Может, у них есть страница на выброс. Но материала полным-полно.

Если заметка каким-то образом попадет в раздел «Они на взлете», я буду лишен возможности в полной мере насладиться чувством жгучей обиды за отказ, за подлое к себе отношение. Что лучше — вставить свою статью в номер или упиваться несправедливостью?

Неожиданно раздаются топот ботинок и цоканье каблучков. Проплывают мимо головы, доносятся бормотание и шепот, шуршание бумагами. Я поднимаюсь и следую за ордой. Совещание.

Мы находимся в угловом конференц-зале (в этом длинном помещении все бежевое, кроме стеклянного стола), где Бетси ведет собрание. С указкой в руках она похожа на ведущего в какой-то игре.