Роль Парижского Парламента в процессе формирования централизованного государства во Франции общеизвестна и доказана. Однако никто не задумывался до сих пор над исследованием связи между функциями учреждения и общественным обликом его чиновников. Между тем такое исследование позволит приподнять завесу тайны над функционированием аппарата власти, над связью чиновника и учреждения. Именно такое исследование я и намерена предложить вниманию читателя. В нем главное внимание уделяется трансформации в сознании чиновников Парламента идей, лежащих в основе их учреждения, интерпретация ими риторики королевской власти. Важность этой теме придает трансформация приватных слуг короля в профессиональную группу служителей власти, действующих на основе законов. Хотя личный момент преданности королю остался, как сохранились и иные связи с различными группами и клиентелой, природа службы изменилась. Достигнув статуса корпорации, чиновники Парламента тяготеют к автономии, что ставит их в особые отношения к королю. Они отстаивают его власть, но могут действовать и против его интересов, поскольку у них появляются свои интересы и большие возможности их защищать. В работе института, его политической линии была своя логика, и она не зависела от конкретного состава людей. В основе ее лежали выработанные этой группой служителей власти представления о себе, о суде, о короле, и эти представления определяли логику их поведения. Поэтому в данном исследовании именно парламентская культура превращается в фактор развития учреждения.
Наконец, исследование социально-культурной практики такой микрогруппы, как корпорация чиновников Парижского Парламента, выводит на одну из центральных проблем в современной историографии — рождение бюрократии и государства Нового времени. В исследуемый период бюрократия только зарождается, ей присущи еще черты сеньориального аппарата, но уже на этом этапе видны сущностные параметры самоидентификации служителей власти: корпоративность и замкнутость, тяготение к автономии, риторика «общего блага» для защиты своих интересов. Но эти интересы сыграли ведущую роль в становлении государства во Франции.
Глава I.
Профессиональный облик чиновников Парижского Парламента
Право созывать сессию Парламента принадлежало королю и никогда не оспаривалось. В этой формуле о «призыве сеньоров суда» выражена традиция прежнего существования Парламента в системе Королевской курии, когда король по своему желанию и в нужное для себя время собирал сессию суда. К началу XV в. формально ничего не изменилось: по-прежнему она открывалась по «призыву короля» в установленные королевскими ордонансами сроки и продолжалась с 12 ноября до конца сентября[38]
.§ 1. Работа как способ существования
Король лично должен был открывать сессию Парламента, но в XV в. почти никогда этого не делал. В его отсутствие это делал канцлер как глава всей королевской администрации. Он зачитывал ордонанс о «призыве сеньоров суда», затем адвокаты и прокуроры приносили клятву[39]
. Торжественное чтение ордонанса и принесение стандартной клятвы превратилось в пышную церемонию, важную для формирования образа власти Парламента, но утратившую функциональный смысл. И скороговорка обоих гражданских секретарей при описании этого ритуала является лучшим тому подтверждением: «Были прочитаны ордонансы и принесены клятвы», — вот и все, что считали они нужным записать.Реальность же заключалась в том, что Парламент собирался не по воле короля, а потому что королевство нуждалось в работе верховного суда. И главное, это стало потребностью для самих чиновников Парламента, для которых работа в нем была профессией, дающей к тому же материальное благополучие и высокое общественное положение.
В самом ритуале открытия сессий нельзя не заметить этого мощного нажима чиновников, этого дыхания в спину открывающему.
Не откроет король, и даже канцлер, они сделают это сами. Так они и поступили в 1415 г., и в отсутствие канцлера, находившегося с королем в Руане, в период ожесточенных боев с английскими войсками, Робер Може, первый президент Парламента, открыл сессию (12 ноября 1415 г.).