В тумане мы видели лишь на несколько футов перед собой, даже звуки казались приглушенными. Поскользнувшись, я схватилась за тонкий ствол дерева, и на ладони осталась сырая кора. Спустя час я смогла вывести нас к небольшому ручью, скорее даже ручейку, чуть поднявшемуся после дождя. Мы наполнили фляжки, жадно напились и снова их наполнили перед тем, как продолжить восхождение через постепенно редеющие деревья. Еще через несколько часов деревья и вовсе закончились, и теперь нас окружали лишь валуны и каменистая осыпь. Здесь, среди трещин и срывающихся камней, приходилось идти более осторожно. Дважды мы возвращались, чтобы найти путь получше, и только тогда Зои нехотя позволила мне вести. Осыпи склонов страшили больше всего. Песчаник ускользал из-под ног, норовя унести нас за собой. Несколько раз мы испуганно вздрагивали, когда каскад камней обрушивался под нами и с грохотом летел вниз. Мы старались держаться валунов, но шли так медленно, что, по сути, и не шли, а карабкались. Хотя Кип не жаловался, но взбираться с единственной рукой ему было очень тяжело. Даже Зои время от времени ему помогала, подавая руку. В таких коварных условиях нам пришлось встать на привал, едва начало темнеть. Дождь перестал, но туман всё вокруг подернул влагой. Мы решили рискнуть и разжечь костер, хотя найти сухие ветки оказалось крайне сложно. Лишь редкие кустарники росли выше линии деревьев. Около получаса мы собирали сучья и еще дольше готовили кролика над крохотным костерком, который нетерпеливо фыркал и больше чадил, чем грел.
Я сильно устала, но получала от этой усталости даже удовлетворение, лежа у огня, вытянув ноги и прислушиваясь к боли в мускулах. К ночи похолодало, и я прижалась ближе к Кипу. Запах мокрой шерсти одеял напомнил о лошадях и о тех первых днях, когда мы путешествовали с Кипом вдвоем. Как давно это было! Не меньше трех месяцев назад. Прежние годы – деревня, поселение, затем Камеры Сохранения – казались и вовсе очень далекими. Для Кипа эти последние месяцы – всё, что у него есть, кроме тех жутких, обрывочных и смутных воспоминаний о резервуаре. Он не только не имел корней прошлого, но и, самое странное, жил, не зная, кто его близнец, точно одинокая щепка, плывущая по воле волн, или вопрос, на который нет ответа. Я, как и Зои, понимала, как странно звучали его слова, что он не желает знать своего близнеца. Хотелось верить, что наши отношения хоть немного заполнили эту пустоту. Мы с ним были одинаковы, и это связало нас с того самого момента, как я встретила его взгляд через выпуклое стекло резервуара. Но дело не только в том, что мы одинаковы. Я отвернулась от него, натянув одеяло повыше. Потому что мы были не просто парой. Его близнец, может, и неизвестен, но мой всегда незримо присутствовал рядом, такой же живой и настоящий, как сам Кип, который лежал рядом, соблазняя сонным дыханием.
Следующий день выдался таким же влажным, как и накануне, но к полудню мы вышли из тумана и, взглянув вниз, увидели долину, полностью спрятанную за мрачными седыми облаками. Путь по-прежнему забирал круто вверх, но стал более четким. Валуны и осыпь остались внизу, позади нас, и приходилось карабкаться по голым каменным пластам. Я видела не раз, как преобразовался мир после взрыва: огромные кратеры, чьи края сами стали горизонтом; груды щебня; утесы и горы, рассыпавшиеся, как песчаные дюны. Однако все еще оставались места, которые давали представление о мире в прежние времена. Взять хотя бы Остров. Его кальдера образовалась намного раньше взрыва, в этом я уверена. Вот и здесь каменные плиты обнажали многовековые слои, и появление этих глыб говорило о долгом, неумолимом сдвиге земной коры.
Я чувствовала нашу уязвимость, когда мы поднимались по голой скале, но Зои уверила, что снизу нас никто не увидит из-за облаков.
– Здесь когда-то существовала дорога, идущая вверх, – сказала она. – Так что в Старую Эру взбираться сюда было проще.
– Когда-то вообще много всего существовало, – заметил Кип.
Через час мы вышли на плато и увидели первые следы минувшей эпохи: три металлические опоры, практически прижатые к земле. Под тем же углом торчали их расплавленные основы, показывая, где их вырвал взрыв. Фундаменты стен едва различались среди горных плит. И затем открывался сам город, словно дремлющий в колыбели горного перевала.
Только самого города больше не существовало. Это было самое нехорошее место из всех, где мне доводилось находиться. Обнаженная и изогнутая арматура фундаментов напоминала ребра мертвого скота, что пылился на обочине дороги в годы засухи. Некоторые стены и бетонные плиты сохранились частично нетронутыми, но и они лишь намекали на форму зданий, которых уже нет.