Кип вздохнул и бросил в воду маленький камешек.
– Может, ты и права, – произнес он. – Просто думал, что, по крайней мере, помню, как устроен этот мир, хоть и не знаю, какое место в нем занимал я сам. Но я забыл, как всё тяжело…
Я пожала плечами и накрыла ладонью его руку.
– Это не твоя вина. С каждым годом всё меняется к худшему, а мы не знаем, сколько ты пробыл в резервуаре. По-настоящему тяжкая жизнь началась только со времен засухи, когда стали поднимать налоги, а запрет на то, чтобы устраивать поселения Омег на побережьях, и вовсе наложили недавно, с тех пор, как в Совет пришла Воительница. Ну, а регистрации и закрытые города – всё это для меня такая же новость, как и для тебя.
Кип угрюмо перекатывал гальку в пальцах, словно взвешивая ее на ладони.
– Ну, а как насчет других мест? – спросил он.
– Везде одно и то же, вероятно, даже на востоке.
– Нет, не в других местах этой страны. Я имею в виду, где-нибудь за морем. Как ты думаешь, где-то может быть по-другому?
Глядя на бескрайнее море, я с трудом представляла что-либо за его пределами. Я пожала плечами и произнесла:
– Может, где-то когда-то и было по-другому. Сейчас мне и Остров кажется далеким. А нам нужно добраться туда, найти Ополчение Омег и рассказать им всё, что знаем.
– А что мы знаем? – спросил он. – Иногда мне кажется, что мы не узнали ничего с тех пор, как покинули Виндхэм, кроме того, какие грибы можно есть, а какие нельзя. Мы ничего не выяснили ни обо мне, ни о резервуарах.
Я понимала его разочарование.
– Думаю, мы узнали больше, чем осознаем. Я думала о Заке. В день побега он упоминал о каких-то проектах. И эти жестокие меры к Омегам. Регистрации. То, как они пытаются сейчас следить за всеми Омегами…
– Конечно, мы узнали обо всём этом. Но в этом нет никакого смысла.
– Зак, может, и сумасшедший, но не дурак, – продолжала я. – Зачем им заставлять нас голодать? Ведь даже в приютах такого не допускают.
Кип потер глаза тыльной стороной руки.
– Они забирают всё до последней крупицы. И теперь мучают людей, секут их, чтобы… донести послание.
Кипу не обязательно было договаривать вслух то, чего мы оба боялись. Эту тяжесть в душе мы несли с тех пор, как увидели качающуюся на виселице клетку: послание предназначалось нам.
Он бросил камешек в море.
– Я больше не понимаю этот мир, – повторил он.
Не глядя на Кипа, я тоже бросила камешек в волны.
– Ты винишь меня за то, что делает Зак?
Он пожал плечами.
– Он поместил меня в резервуар, а ты освободила. Так что счет равен.
– Серьезно?
Кип посмотрел на меня.
– Я виню Зака. Знаю, ты считаешь, что вы с ним – одно целое, но это не так. Какие бы планы он ни вынашивал, ты тут ни при чем. Ты и твой брат – абсолютно разные люди.
На секунду мне стало смешно.
– На этот счет он определенно бы с тобой согласился.
Море перед нами вздыхало, орошая ноги пенными брызгами.
Я часто думала о Заке: что он делает, где он. Но еще чаще думала об Исповеднице. Даже сегодня, когда так ярко сияла полная луна, едва пошедшая на убыль, я чувствовала в ночном небе беспрерывно ищущий меня взгляд.
Той ночью мы украли лодку. Я боялась отправляться в плаванье в темноте, но луна светила очень ярко. Мы осмотрели несколько разных суденышек, палубы которых устилали рыболовные сети и катушки, но, в конце концов, взяли крошечную лодочку. Я думала, плыть в большой лодке безопаснее в открытом море, но Кип сказал, что с тремя руками мы не совладаем со всеми этими канатами и шкивами.
– Ты не чувствуешь в себе никаких проблесков знаний морского дела? – в шутку спросила я.
Кип признался, что тоже сбит с толку канатами и реями. Тогда мы остановили выбор на самой маленькой красной лодке с длинными веслами, аккуратно подвешенным ведром на руле и маленьким белым парусом, обернутым вокруг мачты.
– Можно не надеяться, что ты сочтешь это уважительной причиной, чтобы не грести? – спросил Кип, показывая пустой левый рукав.
Он спустился с пристани ко мне в лодку.
– Так и есть, – кивнула я, придерживая лодку, пока Кип взбирался в нее, затем взяла у него веревку, которую он отвязал от пирса. – По справедливости я должна бы заставить тебя вообще всё делать, ведь на мне лежит обязанность управлять лодкой. Но поскольку мы не хотим плыть по кругу, мне тоже придется грести.
Я бросила веревку на дно лодки, и та упала кольцом к ногам Кипа.
– В любом случае, если поднимется ветер и мы разберемся что к чему, то сможем воспользоваться парусом.
– Будь осторожнее в желаниях, – предостерег он. – Чем меньше ветер, тем лучше для такой мелкой посудины, насколько я знаю…
– Погребем с часок, и ты не так запоешь!
Я всегда любила воду, потому что выросла у реки. Здесь, на море, все ощущалось по-другому: даже в такую спокойную ночь, как сегодня, волны бились о борт сильнее, чем течение самой бурной реки.